но понимала, он видел это в ее взгляде.
— Я так рада, знаешь, — наконец задумчиво произнесла она, закутываясь в шаль.
— Чему?
— Что у меня есть преимущественное право побеседовать с тобой. Как у супруги, — с озорной улыбкой добавила она. Он вновь коротко рассмеялся.
— Ты часто говоришь умные вещи, но еще чаще — умные и смешные.
— Для тебя это комплимент, спасибо, — серьезно ответила она и повернулась к камину, в котором несмотря на приближающееся лето горело пламя. Вадерион был равнодушен и к погоде, и к температуре, а вот его котенок мерз.
Вглядываясь в языки пламени, она внезапно спросила:
— Вы ненавидите нас? В глубине души.
Элиэн подняла взгляд на Вадериона, и на мгновение ему показалось, что он увидел в голубых глазах отблески Тьмы.
— Темные эльфы светлых, — пояснила она.
— А вы? — насмешливо поинтересовался он.
— Я спросила первой.
— Покажу свои хорошие манеры и отвечу, — проигнорировав насмешливую гримасу Элиэн на его «манеры», произнес Вадерион. — Мне все равно. Я видел жестокость от всех рас, а произошедшее тысячелетия назад между родными братом и сестрой меня не интересует. Захотел Лисэн проклясть Мириэль и немалую часть своего народа — его воля. Если так рассуждать, то он сделал нам подарок: дроу сильнее других рас. Еще орк, может быть, поспорит со мной силой, а вот светлый эльф и рядом не постоит.
Элиэн покачала головой:
— Понимаю, — и тут же загорелась новым вопросом: — «Дроу» — что это за слово? Я думала, это ругательство, но вы сами себя так называете.
— Это все пошло от Владыки вампиров — та еще ленивая гусеница, — когда он нас так назвал. На древнешесском так звучит «темный эльф». Но язык вампиров не дано никому постичь, поэтому поначалу не знающие темные стали так называть мой народ, потом это вошло в привычку. Можно считать, что у нас два одинаковых имени.
— Ты древнешесский знаешь, — заметила Элиэн.
— Я — исключение, — самодовольно ответил Вадерион, но, усмехнувшись, все же пояснил: — Древнешесский, на самом деле, язык не вампиров — это язык Тьмы. Но вампиры сильнее всех связаны с нею, поэтому понимают его. Ты бы знала, как я желал тоже познать его. Но древнешесский нельзя выучить, его можно лишь понять.
— И стать избранным, — продолжила за него Элиэн. — Ты им стал.
— Да. Владыка вампиров потом сказал, что мой род благословила Тьма. Именно в тот день я окончательно принял то, что стану правителем всех темных, а не только дроу.
— А ты не хотел? — удивилась Элиэн.
Он на некоторое время задумался, решая, как ей объяснить то, что он тогда чувствовал.
— Я не желал короны темных эльфов, но иначе не мог. Я поднял восстание, и меня выбрали другие, не я. Потом пришлось принимать множество страшных, тяжелых решений, смотреть, как из-за моих ошибок гибнут мои сородичи, которых я пытался спасти, и переступать через себя, забывая о ненависти ради будущего. На поверхности мне вновь досталась роль лидера. Так бывает. Не буду скрывать, мне нравится быть первым, я знаю, что я хороший правитель. Я не отказывался от того бремени, что мне выпало, я принял его с удовольствием — ведь это тешило мое самолюбие, — но без радости. Постепенно война приближалась к своему логичному завершению, и если бы я выиграл — я это понимал и понимали другие, — то именно у меня появился бы шанс стать правителем сразу всех темных. Эта возможность манила, но меня брали сомнения. Я уже говорил, что смотрю на все, как на шахматную партию. Также я смотрел на свою жизнь: для меня единая корона представлялась слишком большим риском, в котором Тьма, а возможно и сама Судьба, поставят мне подножку. Не стоит слишком гордиться собой. Но внезапное благословение Тьмы подтолкнуло меня принять свою судьбу. Заставило сделать последний шаг. Я — единственный во всем мире, кроме вампиров, понимаю речь Тьмы. Это способность передастся моим детям, мой род исключительный — есть повод для гордости.
— Нарциссизм у вас, дроу, в крови, — пошутила Элиэн, но глаза ее на мгновение потухли. Женщины! Мужчине их никогда не понять.
— А вообще смысл любой войны в том, чтобы знатно поубивать друг друга и повеселиться, — расхохотался Вадерион, снижая градус пафоса в разговоре.
— И чтобы потом еще несколько месяцев пировать, празднуя победу, — фыркнула Элиэн: ей явно уже поднадоели бесконечные празднества. А вот Вадериону надоело смотреть, как она кутается в свою шаль, потому что на улице подеялся ветер, а протопить огромный замок не смогла бы и тысяча каминов.
— Иди ко мне, — приказал он. Элиэн хмыкнула, но послушно поднялась: знала, что в случае неповиновения он все равно сделает по-своему. Как только она подошла, он дернул ее к себе на колени, прижимая своего котенка к груди и зарываясь носом в каштановые кудри. Она пахла какой-то сладостью. Парадокс: Вадерион терпеть не мог сладкое, но запах Элиэн оседал на языке приятным теплым чувством.
* * *
— Тейнол.
Верный глава Теней появился за плечом Императора раньше, чем тот договорил его имя. Вадерион знал, что несмотря на то, что Тейнол сейчас следует за ним по коридору, если здесь окажется кто-то посторонний, то он увидит лишь размытую тень за Императором. У его друга было много талантов.
— Болтают?
На долю секунды Тейнол помедлили с ответом, выдавая свое вопиющее (для него самого) замешательство.
— О войне? Уже сходит на спад.
— Нет, о том, что я таскаюсь в покои жены каждый день, — усмехнувшись непониманию Тейнола, пояснил Вадерион. Его ближайший и доверенный соратник был идеален во всем — как убийца, как шпион, как воин, — однако он имел одну особенность, которую сложно было назвать недостатком, но причину которой Вадерион прекрасно знал. Тейнол был крайне глух к личным отношениям, поэтому-то и не понял вопроса Вадериона. Вот Ринер сразу бы сообразил, но для главы Теней все личное оставалось непонятным дремучим лесом. Иногда он напоминал Вадериону бездушный клинок для убийства, и все же Император знал и другую сторону друга. А его замкнутость была вполне объяснима. Зато он не жил сплетнями замка — тоже плюс.
— Такие слухи ходят, — чуть более скованно, чем обычно ответил Тейнол.
— Не сомневался, — кивнул Вадерион и добавил: — Подстрахуй.
Без лишних вопросов Тейнол исчез в тенях, становясь их частью, и следуя за повелителем уже полностью невидимым.
Дверь бесшумно отворилась, но Ринер, движимый чувством тревоги, обернулся.
— Темной ночи, Вадерион. Ты выбрал поздний час для визита.
— Да, обычно женатые мужчины в это время обнимают своих возлюбленных, а я заявляюсь к тебе. Нехорошо,
