– Алена! – Наклонилась надо мной еще ниже. Хочет поцеловать? Я ее с удовольствием поцелую. Полюбить как сестру – явно из этой оперы. – Как ты меня напугала!
– Значит, мы с тобой квиты. – Я ей улыбнулась. – Помнишь, началось все с того, что ты меня напугала?
– Я не знаю… О чем ты? Этот твой обморок… Ты очень больна. Они тебя довели. Довели, довели. – Каролина судорожно вздохнула, лицо ее исказилось. Да она сейчас заплачет!
– Ну, что ты! – Я протянула к ней руку – невесомую руку, погладила по щеке, нежной теплой щеке. – Я совершенно здорова. – Села на полу. А она, оказывается, мне под голову подушку подложила, успела подложить, хоть и растерялась – смешная заботливая моя сестра милосердия. Сестра, сестра. Любимая сестричка. Как же мне повезло! А с Машей все хорошо, эти ублюдки меня обманули. Теперь уж точно только радость и счастье. – Машка дома, – поделилась я радостью со своей сестричкой, – они ее и не думали брать в заложницы.
– Я знаю, – Каролина кивнула, – я ведь разговаривала с твоей тетей Сашей. Представляешь, – она вдруг рассмеялась, легко и весело рассмеялась, совсем как вчера смеялась, когда ничего еще не знала о моих приключениях, – я ведь ее так и называла – тетя Саша. От растерянности, наверное.
Все правильно, все так и должно быть: моя тетя Саша – теперь, конечно, ее тетя Саша, раз мы сестры, все у нас теперь общее.
– Она сказала, что приедет за тобой, вот сейчас сразу же и выедет, и просила обязательно ее дождаться, никуда не уходить, на этом она просто настаивала. Она жутко за тебя переживает! И так обрадовалась, что ты нашлась! По-моему, тетя Саша тебя очень любит. Она твоя родная тетка?
– Ага. Родная. Мамина сестра, – невольно соврала я – в моем блаженном состоянии мне очень хотелось, чтобы все были сестрами. А может, просто синдром сироты. Сироты, внезапно обретшей родственников.
– Ну вот, а говорила, что у тебя совсем никого нет! – Каролина опять рассмеялась.
– Это я так, прибеднялась, чтобы ты меня больше жалела. – Я подмигнула Каролинке и тоже рассмеялась.
– Как ты себя чувствуешь? – Она озабоченно посмотрела на меня, вся ее веселость в момент улетучилась. – Получше?
– Не то что получше, прекрасно. Настолько прекрасно, что начинаю замечать голодные позывы в желудке. Как там у нас, еще осталось мясо?
– Осталось, осталось!
– Тогда пойдем завтракать.
Есть на самом деле мне не очень хотелось, но я не знала, как по-другому показать Каролине, что я абсолютно здорова и умирать по моему поводу не стоит. Мы ели и болтали о том о сем, без всяких тем, просто так – сто лет я ни с кем так не болтала. А потом Каролина уехала к брату в больницу, пообещав вернуться не позже чем через час и взяв с меня торжественное обещание обязательно ее дождаться, даже если тетя Саша прибудет раньше.
Я почистила свою грязную одежду, приняла душ, заправила постели. В книжном шкафу Любена нашлась «Иностранка» – все журналы за последние десять лет. Вытащила наугад три, отправилась с ними на кухню, сварила кофе, закурила и стала просматривать оглавление. Оказалось, с выбором я ошиблась – ни в одном из журналов не нашлось ничего интересного. Я уже собралась вернуться в комнату и взять другие, но не успела – в дверь позвонили.
Я бросилась открывать, совершенно почему-то уверенная, что приехала тетя Саша, хотя для нее было еще слишком рано. На пороге стояли два милиционера в форме.
– Озерская Алена Юлиановна? – грозно вопросил один, а другой, даже не дождавшись моего ответа, схватил меня за руку повыше локтя, крепко схватил – и захочешь, не вырвешься.
– Да, я Озерская. А в чем дело?
– Пройдемте с нами.
Они ничего не захотели мне объяснять и слушать не стали мои растерянные лепетания на тему того, что здесь я в гостях, квартира не моя, мне нечем закрыть дверь, а хозяйка у брата в больнице и вернется только через час. Грубо втолкнули в лифт, вывели под руки, посадили в машину и повезли.
Вслед нам отчаянно лаяла пятнистая дворовая собака.
* * *
Мне так ничего и не объяснили, не предъявили никаких обвинений, привели в комнату с зарешеченным окном и заперли. Объяснения мне предоставили искать самой. Этим-то я и занялась. Опустилась на один из многочисленных стульев – вдоль стен в ряд стояли стулья, скрепленные для чего-то между собой, – и стала искать объяснения.
Нет, не так! Кого я хочу обмануть? «Опустилась на стул и стала искать объяснения» – притворство перед самой собой, вот что это такое. Да, я пыталась сыграть роль этакой рассудочной женщины, которая ни при каких обстоятельствах не теряет самообладания и способна думать, анализировать. Зачем я стала играть роль, совершенно мне не свойственную? Зачем, зачем? Меня трясло – я даже дрожь побороть не смогла! – а мысли… какие там к черту мысли, все мысли мои трусливо пустились в бега.
Я правильно сделала, что взяла на себя такую роль. Пусть эта роль – только роль, она мне поможет. Слишком уж в последнее время часто я от малейшего недоразумения теряла рассудок и поддавалась панике. Теперь я панике не поддамся, теперь я постараюсь найти…
Как же здесь холодно! Они совсем не заботятся о здоровье своих арестантов. Тут можно замерзнуть насмерть. Куда это они меня привели? Это не камера – уж как выглядит камера, я хорошо знаю! – это скорее какой-то тюремный зал ожидания. Стулья в ряд – множество одинаковых стульев – и больше ничего. Деревянные, гладкие, ужасно холодные стулья. Вот я и снова в тюрьме. А тюрьма – это старость. Это старость и одиночество. Такое одиночество, от которого даже Каролина не сможет спасти.
Каролина! Первая связная мысль! Меня арестовали в квартире ее брата. Меня арестовали, когда она ушла. В больницу ушла, к брату. Она ушла, а они пришли.
Нет! Только не Каролина! Пусть уж лучше меня приговорят к расстрелу. Если Каролина… Нет, нет! Каролина тут совершено ни при чем, она к брату ушла, она сестра милосердия – моя сестра.
Как же здесь холодно! Я не успела надеть куртку. Вычистила, но надеть не успела. Только Каролина и брат ее Любен знали, где я нахожусь. А больше никто не знал, никто не знал…
Тетя Саша! Каролина дала ей адрес. Она не знала, не думала, не могла предположить, моя наивная девочка Каролина, моя доверчивая девочка из семьи, где все сходят с ума друг по другу, где царит только любовь, где о подлости не имеют понятия. Откуда ей знать? Откуда ей знать, если я и сама не знала?
Тетя Саша. Итак, тетя Саша. Обидно и больно, но почему-то ее я предпочитаю Каролине, ею я еще могу пожертвовать, пусть уж лучше будет тетя Саша.
Ну да, тетя Саша. На ней все сходится. Она участвовала с самого начала. А ведь я ее еще тогда заподозрила… Но потом она так искренне, так искренне… Приняла живое участие и развеяла подозрения. Тетю Сашу я тоже любила, с детства любила, всегда любила. Я верила ей. Да, главное – верила.
А теперь вот все на ней замыкается. «Но круг замкнулся, и в сыром подъезде…» Что это, что? Откуда это выплыло? Я не хочу, не хочу, не хочу вспоминать! Я знать не знаю, откуда выскочила эта строчка!
