– Четырнадцатое апреля. Да, да, из вашей жизни выпало целых три дня. В общем-то я все рассказал. – Андрей улыбнулся. – Есть какие-нибудь вопросы?
– Есть! Аристова – любовница моего отца? Я имею в виду, Юлиана.
– Да нет, что вы! С чего вам такое пришло в голову?
– Он приходил ко мне вечером, после того как ее убили. Заявил, что это я виновата в ее смерти.
– А! – Андрей засмеялся, хотя, на мой взгляд, смеяться было совершенно не над чем. – Вы его не так поняли, Юлиан обвинил вас в убийстве Любы. Тронш все-таки сделал попытку свалить на вас ее гибель и позвонил Юлиану.
– А отец, конечно, сразу поверил! Это в его духе!
– Он очень переживает, – попробовал примирить меня с Юлианом Андрей.
– Только не за меня! – зло отрубила я. – Ну и ладно, ну и пусть. А что с этим Троншем, вы его арестовали?
– Арестовали. Сегодня утром, в аэропорту. Марию французская полиция вынудила связаться с Троншем и отозвать его в Париж. Она во всем призналась, раскаялась, активно помогает следствию. Очень боится попасть в тюрьму. Впрочем, у нее отличный адвокат, думаю, выкрутится. Подельников Тронша взяли тремя часами позже. Обыкновенные, я бы даже сказал, самые заурядные бандиты. Один из них – одноклассник Трошина.
– А Иконин?
– Он ваш отец! – укоризненно произнес Бородин, до сих пор хмуро молчавший.
– Это вы уже говорили.
– Роман Иконин очень хочет с вами, Алена, встретиться, – заступился за него и Андрей. – С вами и с вашей матерью.
– С моей матерью?
– С Зоей Федоровной.
– Ну да, ну да, – я тяжело вздохнула, – с матерью. – Новый отец, новая мать – осознать это было трудно.
– Он очень раскаивается, – вылез Бородин.
– Да, я поняла: и все они раскаиваются! – Я расхохоталась – мне было ужасно грустно.
Каролина поднялась, подошла ко мне и обняла за плечи. Тетя Саша прильнула с другого бока. И тут я не выдержала и разрыдалась, бурно, в голос, в ресторане, при скоплении публики, наплевав на всех и никого не стесняясь.
– Он сказал, что не станет переписывать завещание, – произнес Андрей тихим, проникновенным голосом, и тогда Каролина и тетя Саша крепче прижались ко мне и тоже отчего-то заплакали.
Эпилог
Весь день шел дождь. А когда зазвонил телефон – долгим, междугородным звонком, полило так, что от треска капель по железному подоконнику заложило уши, словно при взлете самолета. Это нам еще предстоит, подумала я по-французски, настраиваясь на разговор.
Мама стояла рядом с растерянным видом, напряженно всматривалась в мое лицо и изо всех сил пыталась понять, о чем идет речь – по-французски она не понимала ни слова.
– Ну что? – спросила тревожно, когда я повесила трубку.
– Объяснил, где нам лучше встретиться, чтобы не потеряться, и описал, во что будет одет, чтобы мы его сразу узнали.
– А! – Она с облегчением вздохнула. – Вещи я уже собрала, а все остальное…
– Все остальное купим на месте.
– Кто бы мог подумать, боже мой, кто бы мог подумать, что вот так… – Мама всхлипнула, я приласкалась к ней, поцеловала в теплую мягкую щеку. – Доченька моя, милая моя доченька! – Она обняла меня за шею и притянула к себе. – Я его никогда ни в чем не винила. А теперь… Сама не знаю, горько и страшно.
– Ничего, как-нибудь. – Я погладила ее по лицу, стирая ладонью слезы.
Я не знала, как ее утешить, что сказать. Постелила постель, укрыла одеялом, завела будильник, выключила свет и легла.
Дождь стучал и стучал о подоконник, не давая уснуть. Завтра утром мы улетаем в Париж. К отцу. На похороны. Мама страшно волнуется: после стольких лет разлуки – как-то они встретятся?
