убеждаюсь, что никаких проблем нет, а затем сажусь на ближайшую скамейку.
Уже накопилось несколько электронных писем. Я отвечаю на все, а затем подумываю написать Крю. Он, наверное, занят.
Сейчас между нами все хорошо, действительно хорошо, и я боюсь этого. Просто потому, что ситуация кажется стабильной, не значит, что так будет и дальше. Я видела, как быстро его расположение может измениться во время фиаско с Натаниэлем.
Сексуальное влечение не является для меня загадкой. Но все остальное: то, как мы оба возвращаемся домой к восьми, тот факт, что мы спим в одной постели, двухпроцентное молоко в холодильнике. Они символизируют то, чего, как я думала, у нас никогда не будет.
Я выключаю телефон и сосредотачиваюсь на том, что меня окружает. Команда осветителей все еще настраивает свет. Мало кто утруждает себя тем, чтобы взглянуть на людей, проходящих в стороне от тропинки. Большинство из них бегают трусцой или ходят пешком. Измотанные мамы или няни обещающают купить мороженое детям. Одна женщина проходит мимо меня с шестью собаками, тянущими ее за собой. Она останавливается у скамейки рядом с моей и продолжает привязывать их один за другим. Ей удается привязать пятерых. Шестой — щенок с висячими ушами, большими лапами и пушистым золотистым мехом не может перестать путаться в своем поводке.
Женщина раздраженно фыркает.
— Голди! Стой спокойно!
— Я могу подержать его, — слова вылетают без какого-либо обдумывания с моей стороны. Я типичный житель Нью-Йорка. За исключением моего пребывания в школе-интернате, я всю свою жизнь прожила в Верхнем Ист-Сайде. Я не останавливаюсь и не разговариваю с незнакомцами; я прохожу мимо них, как будто гоняюсь за золотом в соревнованиях по скоростной ходьбе.
Благодарная улыбка стирает все шансы взять свои слова обратно.
— Правда? Это было бы здорово. Спасибо вам! — женщина, которой на вид слегка за двадцать, делает пару шагов ко мне и протягивает зеленый поводок. Щенок немедленно обращает свое внимание на меня, чередуя лизание моей ноги с обнюхивание обуви.
Женщина поправляет свой небрежный конский хвост и наклоняется, чтобы завязать шнурки на кроссовке.
— Я боялась, что они собьют меня с ног, — она завязывает непослушные шнурки, а затем проверяет другой кроссовок. — Я должна гулять только с тремя за раз, но другой волонтёр заболел.
— Вы выгуливаете собак?
— Нет. Ну, — она встает и улыбается. — Думаю, что в некотором роде так и есть. Я работаю волонтером в приюте «Любящие лапки». Выгул собак составляет менее пяти процентов работы. В основном это кормление, расчесывание и выгребание какашек, и, в общем, вы понимаете картину.
Я смотрю вниз на собаку, которая перестала лизать и устроилась у моих ног. Его маленький хвост виляет, когда он кладет голову на крошечную лапку.
— Они все живут в приюте?
— Ага. У моего домовладельца строгая политика запрета домашних животных, и мои соседи по комнате убьют меня и выкинут в коробке из-под обуви, — она закатывает глаза. — Поэтому я стала волонтером и провожу время с животными. По большей части все здорово. Кое-что из этого отстойно, — она изучает собаку, привязанную к поводку, который я держу. — Этого парня скоро усыпят.
— Что? Почему?
— Из-за помещения. На него уходит много денег и еще много голодных ртов, которые нужно накормить, понимаешь?
— Они убьют его? — я смотрю вниз на лицо, которое выглядит так, будто оно улыбается. Высунутый язык. Виляющий хвост.
— Если никто его не возьмет... тогда да.
— Это так печально. Он выглядит таким счастливым.
Лицо женщины вытягивается.
— Да. По крайней мере, он не знает, что это произойдет. Не о чем беспокоиться, когда ты собака.
— Да. Думаю, да.
У меня никогда в жизни не было домашнего животного. Когда я была моложе, я попросила котенка. Животное, которое царапает мебель и ходит в туалет в помещении, было худшим кошмаром моей матери, по крайней мере, так она утверждала. Я могу только представить, что просьба о собаке была бы гораздо хуже.
— Спасибо, что подержала его, — женщина улыбается и забирает у меня поводок Голди. — Хорошего дня.
— Тебе тоже.
Я смотрю, как она уходит, подталкиваемая вперед собак, которые напрягаются и лают. Затем качаю головой и снова смотрю на свой телефон.
Но пушистая мордочка остается со мной на протяжении всей съемки. Пока я просматриваю фотографии и выбираю аксессуары. Консультируюсь с фотографами и выбираю ракурсы. К тому времени, когда съемки заканчиваются, уже почти пять вечера.
По какой-то причине я гуглю приют «Любящие лапки», пока иду к ожидающей меня машине. Это недалеко, всего в нескольких кварталах отсюда. Я решила, что так и должно быть, поскольку девушка шла пешком. Взять с собой шесть собак в путешествие длиной в несколько миль звучит нереально.
Я забираюсь на заднее сиденье.
— Домой? — спрашивает мой сегодняшний водитель, Эрик.
Несколько секунд я раздумываю. Уход с работы в разумное время — это одно. Живое животное — совсем другое. Но что-то заставляет меня ответить адресом приюта для животных. Движение очень интенсивное. На короткую поездку уходит пятнадцать минут. Внешний вид здания ничем не примечателен. Если бы не маленькая белая табличка, я бы не поняла, что нахожусь в нужном месте.
Над дверью звенит колокольчик, когда я захожу внутрь, мимо пяти складных стульев и витрины с брошюрами о бешенстве и кастрации. Женщина за прилавком не та, с которой я познакомилась сегодня утром.
Она поднимает взгляд, ее брови хмурятся.
— Могу я вам чем-нибудь помочь?
Я подхожу к столу и прочищаю горло.
— Я здесь, чтобы взять щенка. Голди?
— Мы закрываемся через десять минут.
— Я заплачу дополнительно. Чего бы это ни стоило.
Женщина изучает меня, собирая свои каштановые волосы в хвост и завязывая их. На ней футболка с надписью «Я торможу ради белок». Я воспринимаю это как многообещающий признак того, что она не поддерживает всю концепцию убийств. Из бумаг, завалявших стол, извлекается коричневый блокнот.
— Заполните это.
Я облегченно выдыхаю.
— Хорошо.
Форма является базовой. Я заполняю все разделы, оставляя пустым раздел о бывших домашних животных. Возвращаю бумагу, наблюдая, как женщина просматривает ее.
— Плата составляет двести долларов, — сообщает она мне.
— Вы принимаете пожертвования?
— Да.
Я достаю из сумочки чековую книжку и выписываю чек, прежде чем передать его ей. Брови женщины взлетают вверх, когда она видит сумму.
— Счастливый пес, — ее
