от собственной судьбы, да?
Она снова была готова заплакать.
— Нет, не можем.
— Как знать. — Леннард попытался выдавить из себя ободряющую улыбку. — Может быть, Королева Мечей и Рыцарь Жезлов помогут мне в борьбе с Дьяволом?
Она не стала улыбаться в ответ.
— Какую роль играют эти две карты, не могу сказать. Возможно, они помогают вам, может быть, и наоборот. Одно можно сказать точно: они преследуют собственные интересы.
— Как бы там ни было, я должен выполнить свою задачу, — твердо сказал Леннард. — Мне нужно идти. У меня есть дела. Наберу тебе, как только смогу.
По ее щекам покатились слезы. Она поискала в колоде, вытащила одну карту и протянула ему.
— Вот, пожалуйста, возьми эту карту как талисман! Она защитит тебя!
Леннард быстро взглянул на карту. На ней был изображен ангел на облаке, распростерший руки над мужчиной и женщиной. Оба стояли обнаженные «Любовники» — гласила надпись, хотя для «любовников» этих двоих разделяло приличное расстояние и они даже не смотрели друг на друга.
Он улыбнулся и сунул карту в правый карман пиджака. И лишь когда его рука оказалась в кармане, он вспомнил, что там уже лежит пистолет. Но не стал вытаскивать карту.
— Спасибо, — поблагодарил он Фабьен, не заметившей секундной заминки.
Она бросилась ему на шею и долго целовала, прижимаясь мокрым лицом к его щеке.
— Леннард, — сказала она, когда наконец оторвалась от него. — Пожалуйста, пообещай мне, что вернешься!
Он серьезно посмотрел ей в глаза.
— Я обещаю!
Она мужественно улыбнулась.
— Будь осторожен!
Он еще раз поцеловал ее, затем взял дорожную сумку и ушел.
65
Танака ощущал себя, как на облаке. Казалось, что он не столько лежит на кровати, сколько парит над ней. Жутковатое чувство, но, по крайней мере, ему не было больно. Что бы ни вколол ему немецкий врач, это сработало чертовски хорошо. Хотя он чувствовал себя таким же легким, как один из бумажных фонариков, которые он в детстве запускал в небо над Хиросимой, на него навалилась глубокая усталость. Краем глаза он видел медленно надвигающуюся тьму. Казалось, она только и ждет момента, когда он наконец опустит веки, чтобы окутать его и растворить в себе. Скоро этот час наступит.
Кейко наклонилась над ним, словно в тумане — то ли от радиации, то ли от лекарств, он не знал. Но у него получилось разглядеть обеспокоенное выражение лица дочери: нахмуренные брови, прекрасные карие глаза. Гордость и любовь переполняли его. Странное дело, но те недели, которые прошли после взрыва второй бомбы, оказались лучшими в его жизни. Конечно, он чувствовал себя несчастным, ему было больно. Но как только произошел взрыв, страх, отравлявший до сих пор все его существование, исчез. Просто так, словно кто-то щелкнул выключателем, который забыли выключить много лет назад.
И вот, на следующий день после катастрофы, Кейко предстала перед ним целая и невредимая. Сначала Танака принял ее за призрака, который явился сопроводить его в загробный мир. Но она, как и сейчас, смотрела на него чудесными, бездонными глазами и спрашивала, почему он не дождался ее в аэропорту Франкфурта, как они условились. Она искала его там несколько часов. В этот момент ему захотелось спрыгнуть с койки и пуститься от радости в пляс, что было бы довольно неуместно, учитывая страдание, которое царило вокруг.
Простое недоразумение спасло жизнь ей и детям и стоило жизни ему. Это был лучший обмен, который он когда-либо совершал в своей жизни. Он с самого начала знал, что скоро умрет. В конце концов, ему слишком хорошо было известно, насколько коварна лучевая болезнь. Но и медицина была уже совершенно не той, что в годы Второй мировой. В то время его ожоги лечили только соевым маслом. Врачей почти не было, а те немногие, кто выжил или приехал на помощь из соседних городов, понятия не имели, что им делать. Ему приходилось самостоятельно выковыривать палочками личинок из гноящейся раны на ноге. Младший брат, которого он спас из пылающего ада, умер всего через четыре дня. Спустя много лет после войны от него шарахались, как от прокаженного. Люди верили, что хибакуся разносят заразу.
Сегодня он лежал в гамбургской клинике, которая могла бы легко конкурировать с самыми продвинутыми больницами Токио, и за ним ухаживали, как за саудовским принцем. Хотя лечить лучевую болезнь врачи так и не научились, он был благодарен им за то, что они подарили ему еще несколько недель общения с дочерью и двумя внуками. Однако пришло время прощаться.
— Отец?
Голос Кейко звучал точно из другого измерения. Она держала его за руку, но он почти не чувствовал прикосновения.
— Как ты, отец?
Он улыбнулся.
— Я в порядке, дочь моя, — прошептал он. — Я в полном порядке.
66
Сначала Леннард поехал на кладбище. Воздух был чистым и теплым, птицы радовались августовскому солнцу. Пчелы и бабочки кружили над цветами и свежими венками на могилах. Белки весело скакали по ветвям буков, дубов и елей. Казалось, и для животного мира кладбище было местом тишины и покоя. Какой странный контраст с тем ужасом, который многие из похороненных здесь людей пережили незадолго до смерти! Особенно те, кто был похоронен за последние шесть недель в нескольких концентрических кольцах вокруг все еще пустующей площадки, где однажды установят мемориал жертвам Карлсруэ.
Леннард попытался представить себе Бена, лежащего на койке — с редкими клочьями волос и лицом, обезображенным радиацией. Он захотел вновь почувствовать тот яростный гнев, который он испытывал тогда; у него внутри должно было снова вспыхнуть пламя, чтобы придать ему смелости и решимости для выполнения предстоящей задачи. Но вместо этого он увидел перед собой счастливого маленького мальчика, который любил играть в футбол и так искренне смеялся, когда папа, стоя на воротах, нарочито неуклюже пропускал мячи.
Слезы заструились по его щекам, а вместо гнева его наполнила потерянная, но все еще сильная любовь. Он сунул руку в карман, ощутил холодный металл пистолета, и на мгновение в его голове мелькнул вопрос: а что, если покончить со своей жалкой жизнью здесь и сейчас и последовать за Беном в другой мир? Леннард прогнал эту мысль. Последнее, что он мог себе позволить, это сдаться сейчас, как раз тогда, когда у него появился шанс выйти на убийц сына. Он вытер слезы и заставил себя собраться. Глубоко вздохнув, он попрощался с Беном и вернулся в машину.
Следующей остановкой была гостиница, та самая, через дорогу от
