— Стой, — вдруг донеслось от мальчишки, — Стой, чернолунник.
С облегчением выдохнув, я вернулся обратно, таща за собой Эвелину. Меня радовало две вещи: что интуиция не подвела, и стала ещё острее, и что в этом пацане осталась что-то человеческое.
— Ну, толчковый пёс, рассказывай, — я усадил Эвелину на землю и присел рядом с притихшим пацаном.
Тот сполз по стене, уткнулся лицом в коленки и всё-таки разревелся. Его пальцы разжались, и обломанное лезвие ножа выпало, со звоном стукнуло о камни.
Успокаивать я его не стал, настороженно оглядываясь. Слёзы, это конечно, очень трогательно, но задерживаться здесь нам было нельзя.
— Меня б там убили, так? — я махнул головой в сторону.
Не поднимая головы, пацан кивнул.
— А ты потом хотел сумку срезать с трупа и убежать, так?
Снова кивок.
Теперь-то мне стало понятно, почему ему не понравилось, как я подвязал сумку. Срезать лишние узлы — это лишние движения, а значит больше шансов поймать пулю.
— Незримая коснулась твоего сердца, малыш… — с глупой улыбкой сказала Эвелина, и вдруг выругалась, словно очнулась, — Чёрную Луну мне в Пробоину! Нам нельзя в канал!
— Да, это мы уж поняли… — усмехнулся я, — Тебя как звать, малой?
Пацан поднял чумазое лицо, явно раздумывая.
— Хромой, — наконец сказал он.
Насколько я понял, это была его кличка. Имя не назвал.
— Ладно, Хромой, есть у тебя такое место, где мы с госпожой Эвелиной могли бы пересидеть и подумать, как быть дальше?
Он отрицательно замотал головой, а я сунул руку в сумку. К счастью, нащупал монетку, и вытащил… рубль. Надо было видеть, как округлились глаза у мелкого.
— Это ж сто меченок, — прошептал он.
— Так-то наше общее богатство, — возмутилась Эвелина, намекая, что это часть добычи с дороги.
Говорила она так, будто это мы вдвоём завалили разбойников.
— Хромой, пятьдесят меченок твои, когда разменяем, — сказал я, и постучал по сумке, где загремели таблетки в коробочке с «вытяжкой», — И таблетку ещё одну получишь.
— Обманешь, лунная гниль, — с вызовом сказал малец.
— Короче, Хромой, тебе придётся поверить. Время на исходе, сейчас тут будут твои друзья, и тогда тебе вообще ни хрена не достанется.
Пацан надул губы, понимая, что я прав. Несколько секунд, и опять слеза покатилась по щеке.
Ой, да ну сколько ж можно ныть-то?!
Видимо, сопляк тоже понял, что это перебор. Он утёр нос, и прошептал:
— Огрызок и Борода меня всё равно убьют, когда поймут, что я помог тебе. А так бы я их привёл к трупу…
— У тебя всё отнимут, — сказал я, уже понимая, какие отношения царят в этом захолустье.
— А меченку я бы съел, — надулся Хромой, — А потом бы… ну, это…
Мне подумалось, что он бы скорее подавился монетой, но я ничего не сказал. Зато оживилась чернолунница:
— Я могу его к отцу Афанасию определить, в алтарники.
— К чернолунникам?! Они ж детей едят! — пацан шарахнулся, чуть не приложившись затылком об стенку, и рванул в сторону.
Я схватил его за руку, и тут же пришлось перехватывать его вторую руку, с подхваченным лезвием. Дикий волчёныш, он опять меня чуть не порезал.
— Погоди, мелкий. Ты госпожу-то послушай.
— Да чтоб Чёрная Луна сожрала эту дыру! — со злостью прошептала Эвелина, — Чего они тут детям рассказывают?!
Нам стоило огромных усилий успокоить пацана. Я применил все свои убеждающие таланты, пытаясь воспользоваться тем скудным запасом псионики, который был мне доступен.
Надо сказать, Эвелина в это время на меня косилась, что-то чувствуя.
Наконец, после уговоров Хромой всё-таки повёл нас в безопасное место. Придерживаясь тени домов, мы двинулись вдоль каменной стены, не выходя на открытые места.
Через несколько минут мы дошли до места, где стена здорово обвалилась с половиной дома, снова открывая проход наверх, в трущобы. Хромой нас остановил и показал, что впереди, за домами уже виднелись колонны какого-то моста.
— Дальше нельзя. Там сейчас пацаны Огрызка орудуют, — сидя за насыпью, он указал на мост.
— Чего они там делают?
— Как чего? Милостыню просят…
Как я и ожидал, мы поднялись по насыпи, но прошли всего несколько шагов.
Присев возле одной разрушенной избушки, подождали минут пять. Воровато оглядываясь, Хромой прокрался к куче мусора, разгрёб его, приподнял дощатый люк, и поманил нас.
Эту нору, судя по всему, пацан прорыл сам. Мы проползли несколько метров до небольшой пещерки, где можно было расположиться, только сев на корточки. Потолок из досок, одна стена сложена из камня, и в ней даже оказалась небольшая дыра — пара выбитых кирпичей.
Я устроился у импровизированного окошка, и удивился, когда увидел в нём тот самый канал. Если изловчиться, даже колонну моста можно было увидеть.
Шест Эвелины почти не помещался в пещере, и она оставила его лежать в проходе. А сама она самым наглым образом прижалась ко мне, и я заподозрил, что она опять включила свою магию.
Уж больно острым стало желание обнять её и защитить от любого злодея, который посягнёт. Даже мальчишка осторожно подвинулся, сев чуть ближе к чернолуннице — наверняка и на него подействовало.
Хромой прошептал:
— Это моё убежище. Секретное!
Он удивился, когда я сунул руку в сумку и протянул ему таблетку. Не ожидал мелкий такой честности.
— А теперь рассказывай, кто такой этот Огрызок? Бороду я уже видел, так понимаю…
Пацан, растирая по ноге остатки ещё первой таблетки, кивнул. Всё оказалось до банального просто.
Как я и думал, Огрызок — местный главарь таких же вот мелких беспризорников. Занимались они в основном тем, что выпрашивали милостыню на мосту, где на другую сторону Межедара двигалось довольно много народу.
Там располагался пункт досмотра, где полицейские и оракулы останавливали приезжих. Чаще всего просто для того, чтобы выманить какой-нибудь штраф.
Ну, еще шпана по мелочи грабила гостей Трухлявого Дара — так называлась эта половина города. Тут, кроме того кабака, были и ещё таверны, и даже пара гостиниц.
Я на миг подумал, что мы с Эвелиной вполне могли бы добраться до одной из них, но сразу же понял, что Вячеслав будет искать меня там в первую очередь, и наверняка уже не один.
Тем более, у чернолунницы тоже явно были какие-то проблемы с местным законом.
— А канал почему обстреливают? Это солдаты из царской армии? — спросил я, помня, что где-то в Межедаре есть рекрутский пункт.
