успев ухватиться за перила: он перестал считать ступеньки.
И тут же понял: ему совсем неважно знать, как точно можно сформулировать тот дефект зрения и в каком журнале писали об этом. Важно было, что, если это сравнимо, такой дефект обнаружился у него, Смирнова, и сегодня на заседании парткома сказали… Но, чёрт возьми, ведь это же не физика, не наука, не техника! И он ещё не старик, чтобы…
Смирнов заметил, что повторяет то же, что говорили ему в парткоме — не техника, — повторяет уже в свою защиту, тогда как там этим обвиняли его…
Что же делать теперь? Всё решено и подписано, значит, он неправ, потому что не было никогда и не могло быть, чтобы оказался неправ весь коллектив, а один человек — прав. Да, надо сознаться, он, Смирнов, стал видеть всё в мрачных тонах…
Смирнов перешёл речушку по широкой доске и, сокращая путь, перемахнул через невысокий забор в свой двор. Осторожно шагая между грядками, он рассуждал сам с собою холодно и бесстрастно. Всё понятно, раз такое дело. Ответственный цех, — и он, рутинёр, во главе цеха. Пришлось и ему попасть в рутинёры, хотя и боролся с ними весь век, — диалектика! Дальше так быть не может. Сейчас же заявление, и… Его давно уже зовут в институт, заведывать экспериментальными мастерскими, — о чём разговор?..
Дома, отказавшись от ужина, он сразу же сел за стол и взял чистый лист бумаги. Чётко, резким почерком написал: «Заявление» и провёл под этим словом жирную черту. Перо побежало по бумаге, скрипя всё сильнее, словно ожесточаясь. «Прошу освободить меня от занимаемой должности начальника цеха в связи…» Перо споткнулось и вырвало клочок бумаги. Смирнов стал очищать его, — из-за коротко остриженных ногтей это долго не удавалось.
«В связи…» А с чем? «С переходом на работу в экспериментальные мастерские института»? Кто поверит? С чего вдруг понадобилось? Разве в цехе не вёл он всё время экспериментальную работу? И разве сам он не предлагал институту, когда они звали его к себе, перенести основные исследования на завод, ближе к производству?..
Смирнов бросил перо и прилёг на кровать. Взгляд его скользнул по настенному календарю. Май, тысяча девятьсот сорок седьмой год… Он усмехнулся: да ведь как раз май! Сколько же это получается — восемнадцать лет… Сошёл с парохода верзила-парень, закинул за плечи сундучок и поплёлся по городу, рот разевая от изумления при виде пяти, — эх, да что там, двухэтажных домов даже не видел у себя в деревне. Пошёл, упрямо разыскивая завод, хотя ещё на пристани какой-то юркий человек оглядел его здоровую фигуру и сказал: «Работать, что ли?.. Давай к нам в грузчики, деньгу сразу зашибёшь, что и не снилось тебе!» Он тогда просто отодвинул юркого человека плечом с дороги и пошёл… Завод — и ничего другого ему не было нужно.
А на заводе спросили: «Специальность есть?» и, услышав ответ, предложили: «Подсобником…» Он сразу же согласился, толком не представляя даже, что такое подсобник. Важно, что на завод…
Жил в большом бараке, вместе с другими холостяками. В бараке было много народу, тесно, потому что и сам завод только ещё отстроили, а за жильё лишь принимались по-настоящему. Так что возиться с тем, что занимало чуть не половину его сундучка, не пришлось, — боялся, будут смеяться. А высмеяли всё равно, — за сундучок. Заметили, что он присматривает за сундучком, как за сыном родным, что висит на сундучке почти пудовый амбарный замок, и пошло: «Григорий, чего бережешь, золото там у тебя?.. Ты б ещё один такой замок привесил, тогда и бояться нечего, — с места не сдвинут!» Терпел всё, но когда кто-то высказался: «Он там лапти привёз, сорок пар запас, торговлю думает открыть… Дя-яревня!», встал и без слов двинулся на шутника. Больше смеяться опасались, — парень был недюжинной силы. Только никто не мог понять, что так обидело его, — мало ли как шутят! А дело было в одном этом слове «дя-яревня», которое заключало в себе давнишнее, чёрт знает, с каких времён прокравшееся презрение к деревне, уверенность, что ничегошеньки, кроме лаптей, деревня не выдумает…
Постепенно он свыкался с заводской атмосферой, и обязанности подсобного рабочего перестали удовлетворять его. Тянуло к верстаку, к тисам, обсыпанным металлическими опилками, к станку. Но его всё держали на прежнем месте, — возможно, виною были опять-таки его широкие плечи и сильные руки — то, что требуется подсобному прежде всего. И никто не поинтересовался пока, какие замыслы таятся в его крутолобой голове, никто не догадывался, что к сильным рукам он может прибавить и острую мысль…
Тогда он сам решил пойти навстречу: он был не из робких, завод только в первое время оглушил его, привыкшего к тишине деревенских полей. Он решил найти того, кто поймёт его и поможет ему. Он избрал не кого иного, как главного инженера завода, потому что видел, как все с уважением ловят каждое его слово, что сложную технику главинж знает не хуже своих пяти пальцев. Он остановил инженера как-то в цехе.
— Что вам? — спросил тот, не глядя на парня, только чуть скосив голову вбок.
Торопясь и оттого путаясь, вставляя много лишних слов, Смирнов, наконец, объяснил, чего он хочет.
— Значит, вы, как я понял, что-то… м-м… сконструировали и желаете услышать мнение специалиста? Хорошо, я зайду к вам. Где вы живёте? Ко мне? Нет, не надо… Я зайду…
Он не зашёл ни через день, ни через неделю, и потому Смирнов не счёл навязчивым напомнить о себе инженеру, когда тот случайно оказался по соседству с бараками.
— Что вам? — спросил инженер, опять только чуть скосив голову вбок и, видимо, не узнавая собеседника. — Ах, это?.. Да, припоминаю… Могу зайти… где вы живёте?..
Обитатели барака стихли, когда появился главный инженер. Кто-то быстро оправил смятую постель, кто-то сунул под койку валявшиеся в проходе сапоги, кто-то предупредительно пододвинул инженеру табуретку, обтерев её прежде рукавом. Но тот не сел, а стоял, чуть откинув голову назад, отчего казалось, что он смотрит мимо людей, и нетерпеливо барабанил пальцами, пока Григорий доставал сундучок и открывал тяжёлый амбарный замок.
Инженер мельком взглянул на то, что поставил перед ним парень, ковырнул пальцем слюдяной круг и едва заметно скосил голову в сторону.
— Электрическая машина, да будет вам известно, изобретена очень давно… Тяга к знаниям, конечно, похвальна, но… В школу вам надо, в школу, если хотите… м-м… конструировать. Всего доброго!
Первым движением Григория, когда инженер вышел, было изломать, разнести вдребезги свою машину. Но сильные пальцы, едва коснувшись холодных
