мы поиграем в мою игру. Посмотрим, понравится ли она тебе?»
Генрих вытерпел неделю. А в воскресенье, когда у прислуги был выходной, он начал прежний разговор.
— Откуда у тебя деньги, Моника? Густав едва сводил концы с концами. Твоя родня не слишком баловала тебя. Итак?
— Я работала, если ты помнишь.
Оля сидела в кресле с книгой в руках, изображая полное благодушие.
— И что же ты делала для своего промышленника, хотел бы я знать? Ты, честная и добросовестная женщина.
— Выполняла его поручения. Только и всего, дорогой.
Оля тянула время. Ей необходимо было вывести Генриха из душевного равновесия, иначе ее план мог провалиться. А второго шанса могло и не представиться.
— И что же это были за поручения? — вкрадчиво уточнил Генрих.
— Я занималась его банковскими делами. Продавала, покупала, договаривалась. Кое-что поняла. Конечно, немного.
Генрих молчал.
— Он хорошо платил тебе? — наконец спросил он.
— Не очень. Но работа дала мне возможность понять суть некоторых банковских процессов. Опыт в таких вопросах бесценен. Особенно, если ты не вкладываешь собственные деньги.
— Так что же у тебя есть, если не деньги?
Настал миг, от которого так много зависело. Оля досчитала до трех, и начала.
— Ценные бумаги, которые поднимаются в цене год от года.
Генрих расхохотался.
— Ты думаешь, что открыла Америку? Нет, Моника. Ты купила бумажки, которые и сегодня ничего не стоят. Знаешь, а я почти поверил тебе…
— Эти бумажки, как ты выразился, достались мне практически даром. В сорок пятом они стоили немного больше номинала. А сегодня их осталось очень мало. И банк с радостью купит их у меня. Если, конечно, продавать с умом…
— Что ты имеешь в виду? — Генрих проявил открытый интерес.
— Все просто. Если продавать все и сразу, то цена будет не слишком высока. Потому что нельзя показывать, что ты нуждаешься в средствах. Если продать пакетом, то цена возрастет. И так далее. Это долго объяснять. Можно отнести их в другой банк, но тогда будет скандал.
— Но ты же можешь потребовать их сюда. И продать здесь.
Как большинство немцев, Генрих был практичен.
— Эти бумаги представляют ценность для моего банка, они в какой-то степени олицетворяют его собственность, если так можно выразиться. Продавая их мне, банк заключил со мной обоюдовыгодное соглашение. Так что у меня связаны руки. Если я нарушу контракт, то должна буду выплатить неустойку. Но и банк обязан выкупить у меня эти бумаги. А еще эти бумаги лежат в сейфе, открыть который могу только я.
— Не смеши. Несколько цифр, ключ, и бумаги в руках у любого, — цинично рассмеялся Генрих.
— Нет ни цифр, ни ключей. Я, мой паспорт и человек, который знает меня лично.
Они проговорили весь день. Оля старалась быть спокойной, всем видом показывая, что доверяет своему собеседнику. Она знала — это подкупает.
— Если бы я предвидела, что уеду с тобой, то оставила бы распоряжение. Но…
В этот момент Олино сердце екнуло: она в сотый раз вспомнила, что не оставила записку в ячейке родителей.
— У тебя, дорогой, тоже есть шанс получить часть денег даже в Германии. Для этого твой сын должен доказать, что счет открыт до войны. А еще лучше, что ты погиб. Дети за отцов не отвечают. Ему отдадут часть твоих денег.
— Я должен подумать.
Генрих походил по гостиной. Потом сел напротив Оли.
— Ты можешь пообещать, что не увидишься с дочерью? Подумай. Не торопись с ответом.
У Оли задрожали руки, а по щекам потекли слезы. Она давно забыла их вкус.
— Да, Генрих, я обещаю.
Генрих попытался что-то сказать, но она жестом остановила его.
— Я просто не смогу с ней встретиться через столько лет молчания. Но ты должен обещать мне, что через несколько лет мы позовем ее к нам. Здесь она сможет понять меня. Там — нет.
Оля видела: Генриха терзают сомнения.
— Я думаю, — собралась она с силами. — Что ты можешь передать через меня своему сыну… письмо. Или сделать ему подарок. Это будет правильно. А потом ты позовешь его сюда.
— Я подумаю, — сухо ответил Генрих.
Оля понимала, ее победа близка. Надо еще что-то чуть-чуть добавить, и враг падет.
— Знаешь, Генрих, я всегда благодарю Бога за нашу встречу. За то, что у меня есть Ленхен. За то, что мы вместе. Ты столько сделал для меня. Ты даже сам не представляешь этого. Позволь мне один раз в жизни доказать тебе мою любовь.
Оля попала в точку. Генриха беспокоил вопрос о том, что будет, если он воспользуется деньгами женщины.
— Я куплю несколько машин, застрахую и сдам в аренду. Через год я отдам тебе деньги с процентами.
Оля благодарно улыбнулась. В этот момент она была счастлива.
Теперь они вели бесконечные разговоры о поездке. Генриха интересовали все детали. В глубине души он был ошеломлен знаниями своей Моники, ее логикой. И это не настораживало его. А Ольга, в свою очередь, советовалась с Генрихом по многим пустяковым вопросам, понимая, что не должна выглядеть слишком подготовленной.
Генриху казался подозрительным тот факт, что Ольга легко согласилась не встречаться с дочерью.
— Дорогой, если бы мой дядя по-прежнему жил дома, то, поверь, в посольстве меня бы ждало его письмо.
— Каким образом?
— Дядя знал, что я провожаю тебя в Лиссабон, откуда ты уплывешь сюда. Если родные не искали меня, значит, у них были неприятности. И мое возвращение было бы некстати. Я это недавно поняла, — грустно сказала Оля. — Дядя был на подозрении еще в сорок шестом. Он ведь всю войну активно помогал немцам. Скрыть это трудно. Вероятно, они уехали из страны. И потом… Я же дала тебе слово.
Самым сложным оказалось договориться о маршруте. Генрих настаивал на корабле. И Ольга сдалась. Они заказали билет на корабль и начали искать подарок сыну Генриха. Сошлись на марках. Тем более что они уже имелись в наличии.
— Ты это хорошо придумала. Он уже взрослый. Но ему будет приятно. Он догадается, что это я послал их ему.
— Разумеется. А потом ты напишешь ему письмо. И он приедет к тебе.
Ночь перед отплытием Оля не спала. Корабль уходил вечером, и Генрих проводил ее до столицы. В порт он не поехал. По дороге он задал Ольге вопрос, который волновал его больше всего.
— Когда ты вернешься, Моника?
— Думаю, десяти дней там мне будет достаточно. Прибавь дорогу туда и обратно. Я могу отправить тебе часть денег оттуда. Только не знаю, куда лучше?
Договорились, что Генрих на пару дней остановится в гостинице в соседнем городе.
— Только не
