та её не слушалась.
– Руку, его руку! – взмолилась Лигерэль.
И Экталана, сдерживая рыдания, соединила их ладони. На пальце Сальяды блестело чёрное кольцо Лианэли – память о том, кого уже не вернуть.
– За что? – хрипло прошептала Сальяда. – Его-то за что? Звери, твари проклятые! Ведь он же был человеком! Чудовища…
Второй бледно-жёлтый браслет наконец слетел на залитую кровью землю.
Экталана сжала ладонь Соколицы, Киралейн простёр к ней свои руки, зашептал негромко:
– Маяна кару, далегас кару, Киралейн…
– Не трудись, король! – оборвала его равнодушно Сальяда Лигерэль. – Мне не к кому возвращаться. Отпусти меня, король! Море ждёт. Прощайте!
Она повернула голову к бездыханному телу своего друга, мужа, возлюбленного.
– Нэмариэн, миэ харго ланхо! Теперь уже навеки… – прошептала она. – Прощай, мой глупый любимый мальчишка!
И на глазах у изумлённых эльфов, Соколица растаяла, как зыбкое облачко тумана, оставив лишь горькое чувство вины и рухнувших надежд.
– Нет, Сальяда! Нет, вернись! – крикнула в пустоту рыдающая Экталана.
Однако мир оставался глух к мольбам эльфийской княжны.
Но душа её так и рванулась вслед за исчезнувшей Лигерэлью.
И Море встретило плеском волн и криками чаек. Исчезла Сосновая горка, и на миг Экталана ощутила себя частью всего мира.
Она вновь была пророчицей Гиланэлью и видела с небесных высот весь Лейндейл, как на ладони, до самого побережья, где рокотали лениво набегающие на белый песок солёные волны.
И ветер принёс собой свежий запах морских просторов, дух свободы и голос… Тихий, нежный голос, почти забытый, но такой родной, что сердце замерло от яркой вспышки счастья, и стало тепло, словно она вернулась из чужих и враждебных людских земель в родной Элтлантис.
– Экталана... Экталана! – долетел таинственный и прекрасный зов, сливаясь в единое целое с баюкающим шёпотом волн. – Иди ко мне, моя девочка! Я так устала ждать вас.
– Мама? – голос Экталаны дрогнул, ибо она узнала теперь ту, что звала сквозь миры и пространства.
– Оставь всё, Экталана! Больше не за что держаться. Незачем сражаться. Иди же, смелее! И мы будем вместе навсегда. Ступай, вслед за отцом, ведь он уже на полпути! Я так хочу обнять вас обоих. О, Экталана!
– Нет! – воскликнула княжна. – Нет! Только не он! Не отнимай его у меня, мама! Не зови его!
– Это не я, миэ данно! Это судьба, – долетел нежный голос из мглы.
А потом мир взорвался в зловещем, леденящем душу вое. Земля вздрогнула от этого рёва, раскатившегося в горах, испугавшего даже солнце на небе.
И Экталана ощутила, как закрадывается внутрь ужас, доводящий до оцепенения, потому что поняла – произошло нечто по-настоящему страшное. Рухнула сама основа мироздания, содрогнулась Вселенная в скорбном стоне, смешались времена и миры, и ненависть, окутавшая мир, обрела почти ощутимую форму.
Экталана взметнулась в небеса, словно чайка. Белой птицей скользила она над землёй и видела, как стремительно меняется мир.
Ночь пала на землю, которую сотрясала дрожь. Тьма скрыла солнце. Ураганный ветер гнул, как траву, вековые деревья. И неистовая стихия вздымала на севере такие волны, что они осыпали брызгами самые высокие из крепостных стен Мангара.
Серебряное море ревело, как взбесившийся зверь. В ярости оно бросалось на древние камни, готовое обрушить их в одно мгновение.
На стенах крепости толпились женщины и дети, они поддерживали друг друга, едва стоя на ногах под порывами налетавшего вихря, щурились от дождя, безжалостно хлеставшего их лица. Они рыдали в отчаянии и страхе, ужасаясь от неукротимого гнева моря, готового поглотить безжалостно их родной город.
И Экталана поняла, что Гибель Мира близка…
Ослепительной вспышкой полыхнула молния над Элтлантисом, огненной стрелой она разорвала надвое чёрную завесу небес – густую тьму, лишённую даже звёзд.
И белая птица Экталана искоркой в ночи метнулась туда. И она видела свой дом, но не узнавала его – Элтлантис превратился в сплошное алое пятно, словно угли, оставшиеся от догоревшего костра. И Экталана бросилась вниз, сложив крылья.
А земля стонала, усеянная изувеченными телами её народа.
И в центре у Белого Дворца ревело как раненный зверь, судорожно раскачиваясь на ветру, Древнейшее из Деревьев Мира. И впервые за долгие тысячелетия Кэнтрианэ теряло свою златую листву, словно слёзы слетавшую с ветвей, запрокинутых к небу, как руки молящего о пощаде.
К стволу стонущего дерева прислонился Великий князь, и из груди его торчал караризский клинок. Омытое эльфийской кровью лезвие пришпилило Эктавиана к стволу Древа Памяти. И широко раскинутые руки, словно желавшие обнять весь мир, были пробиты трёхгранным бледно-жёлтыми кольями.
– Нэа, фато! Фато! Фатиэ![1] – закричала истошно чайка-Экталана. – Нет! Нет! Только не он!
***
И видения вдруг понеслись яркими короткими вспышками…
Рыцари Юга и Севера несутся, сметая всё на своём пути, и растерянные, застигнутые врасплох эльфы мечутся, как загнанные звери, не понимая, что творится.
Сверкают клинки, летят стрелы. Люди из дружины Лонгира пытаются сражаться, но нападающих тьма. Они текут рекой, бесконечным потоком стали, страха и смерти. Они уничтожают всё на своём пути. Всюду ужас, гибель, кровь.
Королева Мара сталкивается лицом к лицу со смуглым мангарским воином.
– Галедан! – презрительно шипит королева.
Воин поднимает арбалет, хладнокровно нажимает спусковой крючок, и Мара падает, хватаясь за грудь, багряные струйки просачиваются сквозь бледные тонкие пальцы.
– Эрсель! – отчаянный крик Лиарина.
Галедан вновь заряжает арбалет, но в этот миг спусковой механизм заклинивает… Сияющая серебряная молния разрезает воздух, и эльфийский клинок князя сносит тёмную голову Галедана. Но откуда-то уже летят новые стрелы, подкосившие высокого эльфийского князя.
И снова кровь, кровь, кровь!
И высокий черноволосый бородатый рыцарь смотрит, как его люди тащат её израненного отца.
И уже его глазами смотрит она на мир, чувствует спиной шершавую кору Кэнтрианэ, видит, как хохочущие чудовища пронзают её руки стальными клиньями. И чёрный как ворон, рыцарь Остренго, не отводя взора, вбивает в грудь распятого князя – в её грудь – свой караризский клинок.
Она задыхается от ужаса и боли.
Воздух полон горького пепла.
И вот тогда Мир вздрагивает от раны нанесённой Великому Дереву – Хранителю Памяти и Вечности. Кэнтрианэ ревёт, почуяв пролившуюся на него эльфийскую кровь, кровь Великого князя. Дерево рыдает слезами вязкого сока и воет, как одинокий волк в полнолуние.
И сердце рвётся на куски от этого стона!
Элтлантис наполняется туманом Тенистых Троп. По лесу катится рокот Моря, небо исчезает во тьме, и вздрагивает земля под ногами.
И
