Он никогда глубоких ран не видел, — ответила Аня. — Испугался и убежал звать на помощь. Хотел помочь.
Я стащил сделанную Аней перевязку — вполне толковую, кстати — и наложил на Лёшку лечебный аркан. Тот расслабленно выдохнул и сильнее прижался к матери. А я перевёл гневный взор на второго сына.
— Никогда. Нельзя. Ослушиваться. Приказа. В бою.
У него задрожали губы и увлажнились глаза. Этого ещё не хватало! Рыдать будут, как барышни?
— Алекс, он не специально, — закрыла плечом сына Аня. — Мы не солдаты и не привыкли к такому. Пожалуйста, не надо давить. Он и сам дико испугался. А ещё много крови потерял.
Я протянул руку к сыну и дотронулся до белой, как облака, щеки.
— Ты меня очень напугал. Я думал, что не успею. Никогда больше так не делай. И не уходи от матери, не спросив разрешения. Тут, в Мундаре, жизнь отличается от той, к которой вы привыкли. Детские глупости и шалости могут стоить жизни. Всегда об этом помни.
Прижал к себе сначала одного сына, а потом жену и второго.
Святая Ама Истас, не зря говорят, что если жизнь хочет человека наказать, то посылает ему бедовых сыновей.
Я сидел, сжав челюсти, и слушал их всхлипывания, приходя в ужас от того, что ещё предстоит сделать, чтобы они хотя бы выжили.
Может, зря я их в Мундар притащил?
Глава 20. События в Нинаре
Анна
Наконец мы добрались до Нинара, столицы южных земель.
Лечение Алекса помогло — уже на следующий день после боя с маригорами сыновья чувствовали себя прекрасно. Только небольшие шрамы остались в качестве напоминаний. И тренироваться братья стали усерднее, а Сашка так мужу буквально в рот теперь заглядывал. Впечатлился. Алекс неоднократно проговорил с ними случившееся, разобрал ошибки и объяснил тактику боя. Я боялась, что после случившегося у мальчиков останется травма, но, кажется, этого удалось избежать. Самый тяжёлый осадок от произошедшего остался у меня, а эти трое вскоре вели себя так, будто ничего и не случилось.
Занятия отнимали у сыновей много сил, но вызывали огромное количество эмоций. С коронелом Аненом они неплохо поладили, и, хотя гонял он их нещадно, приговаривая «Шибче, шибче, хлюпики полудохлые! Без труда нема плода!», его скупая похвала стала многое для них означать. Да и сам старик к сыновьям заметно расположился, даже десерт им принёс однажды (естественно, кислый, Лёшка съел обе порции).
После обеда в довольно респектабельном заведении Алекс отбыл в поисках целителя, зайтаны Анены растворились на просторах города, а мы с детьми засели за учебники. Повторять пройденное оказалось скучно, поэтому мы самостоятельно освоили несколько глав, а затем вышли на прогулку. Наверное, это был первый раз, когда мы в новом мире остались втроём и могли спокойно поговорить.
Выбрав для прогулки самую широкую улицу, мы медленно шли, глазея на дома с резными стенами. Ажурным каменным или деревянным кружевом были покрыты не окна, а сами фасады. При этом ярких цветов хозяева избегали, предпочитали разные оттенки натурального камня. Чем дальше мы уходили от станции, тем крупнее и необычнее становились дома. Фасады зачастую прижимались вплотную друг к другу и стояли единой стеной вдоль улиц, но что-то подсказывало, что у некоторых были и задние дворики. Позади особенно роскошных особняков иногда даже виднелись тонкие силуэты станционных башен, оканчивающихся компактными насестами и миниатюрными взлётными площадками. Камень, используемый для строительства в этом районе, варьировался от нежно-розового мрамора до чёрного гранита с синеватыми прожилками.
— А давайте поговорим по-русски? Представляете, как здорово, что у нас есть свой секретный язык, который тут никто не понимает? — предложила я.
— Как у шпионов! — обрадовался Лёша.
— Точно! — подтвердила я.
— А папа его понимает, — хвастливо заметил Сашка.
— Да, Алекс понимает, но остальные-то нет. И можно свободно говорить что угодно. Например, про этот мир, что в нём не нравится… — подначила я.
Иногда спрашивать в лоб бесполезно, поэтому я старалась выяснять что-то исподволь.
— Маригоры мерзкие, — скривился Саша. — Десерты кислые!
— А салаты сладкие, — с сожалением вздохнул его брат.
— Ну, это невеликая проблема — меняешь их местами, и всё. Кроме того, когда мы будем жить в своём доме, то сможем есть те десерты, которые захочется. И даже солить еду будем столько, сколько захотим.
— Школы нет! Это здорово! — заулыбался Саша.
— Магия есть настоящая, и можно учиться бою на мечах, а не просто физкультурой заниматься. Бой тяжелее, конечно, но гораздо интереснее, — сказал Лёша. — Я хочу воином стать, как папа.
— Папа — самый лучший! Боевой хилер! — с гордостью сказал Сашка. — А ещё тут крылары есть! Можно летать, а ещё тут можно изобрести то, чего у них пока нет. Сноуборд! Лего! Комп!
— Нет, для компа тут деталей нет, но можно изобрести другое. Надо составить список того, что у нас в мире есть, а тут нет! — рассудительно заметил Лёша.
— А мне очень понравился воздух тут. Такой свежий и вкусный. У нас даже в лесу такого не бывает, — поделилась я.
— Это потому, что тут нет заводов и машин, — авторитетно заметил сын.
— И никто не загрязняет окружающую среду! — поддержал его брат.
— Этого мы пока точно не знаем. А что вы думаете по поводу папы?
— Он высокий и сильный, сильнее других.
— Много знает и умеет.
— Хорошо, что он не умер и пришёл за нами.
— То есть вам тут нравится и обратно не хотите? Даже несмотря на маригор?
— Ты что, мам? Нет, конечно! Там мы обычные школьники, уже всё знаем, а тут мы волшебники, как Гарри Поттер. И столько всего нового, — тоном, которым разъясняют очевидные истины младенцам, поведал Лёша.
— Надо только ещё друзей завести, чтобы вместе магию изучать, — протянул более общительный Сашка, а его брат не стал возражать. — А тебе тут нравится?
— Пока что да, но мне кажется, что далеко не всё мы знаем и понимаем. А сейчас у нас первая иммиграционная эйфория, — засмеялась я.
— Что? — хором спросили сыновья.
— Иммиграционная эйфория, — повторила я. — Это когда ты переезжаешь в другую страну или другой мир, и поначалу кажется, что там всё суперклёво, сравниваешь с домом и думаешь, что дома настоящий отстой, всё уныло и неправильно. Но это проходит. Начинаешь сталкиваться с разными проблемами и понимаешь, что у любой страны и мира есть свои недостатки. И порой такие большие, что приходится уезжать обратно. Но чаще всего сначала бывает эйфория, потом возмущение и желание уехать обратно, а потом привыкание, и родина вызывает ностальгию, но вернуться больше не хочется.
На самом деле
