грозен только к иноверцам. Слушай дальше. Молва о Мардуке и его пророке прошла по всей сарацинской земле. Люди оставляли старых ложных богов и поклонялись новому истинному богу. Вокруг Инкахасара собрались тысячи преданных учеников. Они огнем и мечом распространяли веру в Мардука. Захватив город Вавилон, пророк построил Ранавир – главный храм Мардука. Когда Инкахасар упокоился, его сын, затем внук и правнук захватили многие земли: Ашшур, Мидию, Мелухху, Дильмун, Маган, Мицраим, Куш, Офир и Сабу. Захватив эллинов, наши воины двинулись в Урюпу. Смотри, как могущественен наш бог! Сколько стран и народов он покорил нам! Рано или поздно весь мир будет нашим.
– А признаете ли вы Богом Христа?
– Нет. Он был слишком добрым для Бога. Он был лжецом, сбивавшим людей с истинного пути.
– А признаете пророком хазарского Моисея?
– И его не признаем. Какой из него пророк? Послушайся моего совета, сахиб. Лучше наших богословов никто не возвестит тебе истинную веру. Клянусь четой и нечетой! Посети нашу страну и поговори о вере с учеными мужами.
Глава 58
Вечером в папском кабинете Иван-царевич беседовал с Целестином и Орландиной.
– Я хочу отправиться в сарацинскую землю, а оттуда, ежели мне не понравится тамошняя вера, дальше.
Юноша подошел к большому глобусу и покрутил его.
– Вот ваш Ром. Вот сарацинская земля. Вот ее столица Ниневия. Дальше лежит Мидия. Затем страна Синд, тибетские горы, могольское царство и Катай. Где-нибудь я все-таки найду истинную веру.
– Глупый мальчишка, – ругался папа. – Глупый, наглый, упрямый мальчишка. Чем тебе не понравилась наша вера? Думаешь найти почище? Думаешь найти такую, где не травят и не блудят? Ищи хоть всю жизнь, не найдешь.
– Да, – усмехнулась Орландина. – Тебя повсюду ждет разочарование. И на старости лет ты повторишь слова поэта:
Мы опоздали. Как смешно и глупо!
Несмело отойдем на задний план.
Мы тонем в ложке жиденького супа,
Когда вокруг бушует океан.
– Верно, – поддержал Целестин. – Я предлагаю тебе все сразу – веру и дочь. Завтра утром я крещу тебя. В полдень – повенчаю с Орландиной. А послезавтра на коврах-самолетах ты с моими епископами, священниками и диаконами полетишь к славному царю Додону. Отец исполнит обещание и сделает тебя своим наследником.
– Нет, мне не понравилась твоя вера. Коли уж на то пошло, мне больше понравилась вера Мартына Лютого. Но ты говоришь, что она однорукая и одноногая.
– Забудь о Мартыне. Лучше умереть безбожником, чем еретиком, проклятым папой и церковью, – замахал руками Целестин.
Так они спорили весь вечер. Наконец папа тяжело вздохнул:
– Ты же знаешь, доченька, Иван не в нашей власти. Мы не можем его удержать. Если он хочет плыть в сарацинские земли, путь плывет.
– Что ж, принц, мы не будем задерживать тебя. Да поможет тебе Бог! Отправляйся в город Веденец. Оттуда купцы и путешественники отплывают в сарацинскую землю. Вскоре туда должен плыть знаменитый землепроходец Марко Полый. Отец даст тебе письмо к Марко, и, думаю, тебя возьмут на корабль без лишних разговоров, – сказала Орландина.
На этом и расстались. Царевич тотчас побежал к поэту, который уже спал, и стал будить его.
– Демьян! Слышь, Демьян! Мы едем дальше. Мы отправляемся в город Веденец. А потом поплывем по морю в сарацинскую страну.
– Ох, Ваня, – пробормотал сонный стихотворец. – Когда же эти муки кончатся? Скорей уж находи свою веру. Миг вожделенный настал! И поедем к твоему отцу.
– Как ты не понимаешь! Я не могу привезти ему плохую веру. Я должен все проверить и испытать.
– Ну, друже, испытывай! Какой же ты беспокойный. Во всем мне хочется дойти до самой сути. Испытывай! – и поэт так беззастенчиво зевнул, что юноша понял – разговор окончен до утра.
А утром начались приготовления к отъезду.
– Я все это барахло не повезу за море, – хмуро сказал Иван, осматривая тюки с нарядами и латами, подаренными Людвигом. – И щит мне ни к чему.
– Урюпейскую одежду возьми с собой, пригодится. В ней ты чудесно смотришься. А латы можешь оставить у меня, я не буду возражать, – улыбнулась Орландина, наблюдавшая за сборами царевича. – Я буду смотреть на доспехи и вспоминать тебя. Раз уж ты так спешно уезжаешь, что Мазини и Рубини не успели запечатлеть твою красоту.
– Да ну! Видел я их художества. С души воротит. Это что, надо голым стоять перед ними, а они будут запечатлевать? А потом голым представят на холсте или в камне? Срамота!
– Какой ты, однако, недотрога! Это же искусство, художество, цивилизация. Понимаешь? Красота спасет мир.
– Да ну тебя. И щит забирай.
– И заберу! И повешу напротив кровати. Какой звучный девиз: sola fide – только верой! Буду глядеть и вспоминать. Хотя, конечно, лучшим воспоминанием о тебе была бы колыбелька с младенцем, а не щит.
– Ишь чего захотела. Выходи замуж, тогда и тешься колыбельками! – засмеялся царевич. – Щит тебе вместо младенца.
– Жадный ты! А что в этом мешке? – девушка указала на суму, в которой лежали книга Меор айин и кольцо Соломона.
– Так, всякий мусор, – нехотя ответил юноша и подумал: «Я совершенно забыл об этом! Куда девать волшебный хлам? Где бы выкинуть его?»
– Можно поглядеть?
– Нет, извини. Это тайна.
– Но я люблю всякие тайны!
– Она не из числа тех, что можно любить.
Перед самым отъездом Иван поспросил у папы дозволения поглядеть в волшебное зеркало, узнать, что происходит дома, здоровы ли отец и мать. Целестин не возражал. Напротив, он был рад похвастать перед гостем сказочной диковинкой.
Зеркало показало царя Додона здоровым, но грустным. Он не имел вестей от сыновей, не знал, где они, что с ними. Из-за этого государь постоянно ссорился с супругой, обвинявшей его в гибели детей.
И царицу Маланью зеркало показало здоровой, но более обычного насупленной и хмурой. Красные заплаканные глаза свидетельствовали о бессонных слезных ночах.
А братьев зеркало не показало. Оно помутнело, посерело, пошло рябью. Папа протер диковинку полой сутаны и сказал:
– Не хочу огорчать тебя, принц, но, наверное, твои братья умерли. Или тебе нельзя знать, что происходит с ними. К сожалению, мое зеркало не все показывает.
– Как жаль, что невозможно отправить письмо батюшке и матушке! – юноша рукавом вытер набежавшую слезу. – Волшебное зеркало чудотворцы придумали, а волшебную бумагу, чтобы письма отсылались в мгновение ока, нет.
– Да, волшебной бумаги у меня нет. Ее еще не изобрели, – согласился папа.
– Зато у тебя есть сапоги-скороходы! – заметила Орландина. – Ты же посылаешь в них гонцов в разные страны.
– Посылаю, но недалеко –
