обернулся, сверкнув золотым пламенем глаз.
– Так вот что, оказывается, затеял Загир, – произнёс он глухо, – послал к нам убийцу!
Все взгляды обратились на меня, не меньше дюжины.
– Я не… – с трудом выдавила я, морщась от боли в отбитых лёгких. – Я не убийца.
– Зачем тогда ты взяла с собой оружие? – спросил другой.
Он не двинулся с места, но воздух уплотнился под моей ладонью, приподнимая её. Все смотрели на разбитый перстень.
– Мы сделали его для Загира, – заговорил мой отец. – Обещали свободу, если раскается…
– Но дали возможность освободиться из заточения по-другому, – продолжил ещё один джинн. – В минуту отчаяния он мог разбить стекло перстня и добровольно уйти из жизни.
Понимание нахлынуло жаркой волной. Вот чего добивался Загир с самого начала! Хотел с моей помощью отомстить тем, кто его заточил, убить их с помощью изготовленного для него орудия самоубийства. Дал мне перстень, отнимающий пламя бессмертных, и послал к джиннам.
Он нисколько не солгал: перстень спас бы меня от смертельного жара, вобрав в себя душу Фереште и искры жизни абдалов, но заодно и души всех бессмертных, что оказались бы рядом! Так задумал Загир. Вручил кинжал для спасения Ахмеда, прекрасно зная, что убивать я никого не стану, а затем подарил магический поцелуй жизни, который я едва ли успела бы передать Билалу. Довёл до отчаяния, так что последний дар, перед главной битвой, я приняла без вопросов, не подумав, что окажусь со смертельным оружием среди врагов Загира.
– Всё равно её следует наказать! – бросил золотоглазый.
– Но… мне и в голову не пришло… – Едва дыша и морщась от боли во всём теле, я попыталась встать.
– Вы сами зовёте его Отцом греха! – Глаза джинна отливали густой синевой, словно крылья Изза на солнце. – Ты знала, что отпускать его нельзя, но позволила себя обмануть.
– Наказать надо Загира, – возразил другой, с тёмно-пурпурными, почти чёрными волосами. – Дочери Бахадура можно оставить жизнь.
Мой отец молчал. Ёжась под пристальными нечеловеческими взглядами, я кое-как поднялась на ноги.
– Жизнь за жизнь! – сверкнул кроваво-красным взглядом джинн, стоявший рядом с отцом. – Пускай за преступление Загира умрёт кто-нибудь другой.
Один за другим бессмертные молча кивнули. Красноглазый устремил взгляд на Бахадура, и тот, поколебавшись, кивнул тоже.
– Справедливость должна быть во всём, – подытожил его собрат с глазами цвета бледного пламени. – Ты сама решила выпустить узника, и новый выбор тоже за тобой.
– Выбор? – прошипела я, задыхаясь уже от гнева. Сколь ни была ничтожна моя искра по сравнению с пламенем джинна, огня во мне, казалось, хватило бы сжечь нас обоих.
Красноглазый не двинул рукой и не произнёс никаких особых слов, как делают фокусники на ярмарках, но я ощутила порыв силы, исходящий от него, и в тот же миг передо мной, пошатываясь, разгорячённые битвой, возникли двое.
Два брата, два принца: Ахмед и Жинь.
– Ты выберешь, кому из них умереть.
Глава 42
Оставайся я той же простой девчонкой из Пыль-Тропы, что думала лишь о себе, всё было бы не в пример легче. Когда-то об этом я сказала Жиню в Ильязе, делая сложный выбор… а может, выбор был правильный, и уже не впервые, хотя я сама толком это не осознавала. Множество раз я сворачивала в нужную сторону, пока дорога не привела к окончательной, главной развилке. Когда я решила не спасаться бегством из Фахали, не оставила Жиня умирать в пустыне от укуса нетопыря, отважилась на разговор с Нуршемом, дала погибнуть Шире… Хале… Сэму… когда не побоялась освободить Загира – всё это был выбор между желанием и долгом, собой и своей страной.
– Амани… – растерянно пробормотал Ахмед, окидывая взглядом своды подземелья, тогда как Жинь не отрывал глаз от меня. – Что случилось?
– Твой выбор, о дочь Бахадура! – повторил джинн. – Один умрёт, другого мы отпустим, а если не выберешь, умрут оба.
Хотелось просить и умолять, негодуя на жестокость судьбы и джиннов, которые создали нас, а теперь играют нашими жизнями, упражняясь в хитростях и уловках, которые называют справедливостью, при этом всегда оставаясь в выигрыше. Вот и теперь хотят забрать у меня больше, чем когда-либо давали!
Я молчала. Не жаловалась и не плакала, лишь смотрела в лицо Ахмеду. Губы его шевелились, но слов я разобрать не могла. Жинь стоял недвижим с полуприкрытыми глазами, уже понимая, что сейчас произойдёт, и превозмогая боль от внезапного удара судьбы. Я стояла рядом, но пока не дала ответ, была недосягаема для них.
Я будто вновь оказалась в забитом людьми сарае на другом конце пустыни. Одна пуля – две бутылки-мишени. Только на этот раз выкрутиться не удастся, один из принцев должен умереть.
Лёгкий выбор и в то же время самый трудный в моей жизни, ведь я больше не та, что прежде.
Ахмед что-то выкрикивал, и я напрягла слух, но голос доносился будто издалека, а в ушах стучала кровь:
– Забирай Жиня и беги! – Что же ещё мог кричать наш великодушный принц… Уговаривал бросить его умирать. А Жинь всё молчал, зная с самого начала, что я выберу.
Не сводя с него взгляда, я выдавила чуть слышно, но слова отдались в древних каменных сводах громовым эхом:
– Отпустите Ахмеда!
Жинь выдохнул с явным облегчением.
– Нет! – прорвался сквозь магическую пелену крик мятежного принца. Он бросился ко мне, схватил за руки. – Амани, не надо! Оно того не стоит, есть другие…
– Ахмед, – выговорила я, словно в молитве, – всё кончено. – Слёзы брызнули у меня из глаз и потекли по щекам.
Он судорожно сжал мои пальцы:
– Вы же любите друг друга! Спаси его, как можно поступить иначе? Амани…
Нет, теперь я знала, что можно иначе. Меня научил Сэм. Большая любовь рано или поздно заканчивается трагедией. Наша с Жинем закончилась слишком рано, только и всего.
Моя душа рвалась от горя, словно паруса под ударами шторма или ткань шатра в тисках песчаной бури.
– Он выбрал бы то же самое. – Слова выговаривались с трудом. – То же, что и мы все, готовые умереть за тебя.
– Ахмед! – Жинь всё ещё не мог пошевелиться, но голос его был слышен. – Я отдал бы жизнь за тебя не раздумывая, ты это знаешь.
Тяжело дыша, мятежный принц повернулся к брату и положил руку ему на плечо:
– Я тоже, брат мой.
– Я знаю, но ты не умрёшь. – Он сжал Ахмеда в объятиях, будто отдавая ему последние остатки жизненной силы. – Иди и сделай то, за что не жалко умереть!
Красноглазый джинн поднял руку. В глазах Ахмеда мелькнула
