промышленников и официально заявил о надвигающейся войне с Чехословакией. Он утверждал, что сохранение мира зависит не от Германии. Меч войны, по его словам, занесла над Германией и Европой Чехословакия, подталкиваемая еврейскими финансовыми кругами Франции и жидо-коммунистической верхушкой России.
Все завершилось в марте 1939 года. Над Прагой 17 марта, сотрясая стены домов гулом своих моторов, пролетели сотни немецких истребителей и бомбардировщиков. В отеле неподалеку от Вацлавской площади начальник штаба ВВС Чехословакии вручил генерал-полковнику Мильху акт о сдаче.
Фюрер прибыл в Прагу на своем спецпоезде. Я же с отрядом из пяти Ju-52, на борту которых находились рейхсфюрер СС Гиммлер, рейхсминистр внутренних дел доктор Фрик, рейхсминистр пропаганды Геббельс и ряд других высших лиц государства, приземлился в аэропорту Праги, когда фюрер был уже в Градчанах[46]. Он сделал заявление для прессы, объявил свой указ о создании протектората Богемия и Моравия, и мы сразу же вылетели с ним в Берлин.
Мильх с Удетом объехали чешские авиазаводы и аэродромы и, по их словам, были поражены количеству и качеству обнаруженных там боевых самолетов и современного оборудования. Все это было включено в состав люфтваффе, и в тот же день Геринг подписал приказ о создании 4-го воздушного флота под командованием австрийского генерала Лера. А 23 марта я уже пилотировал «Фокке-Вульф-200 Кондор» с фюрером на борту, мы летели в Мемель, который вместе с областью 20 марта по соглашению с правительством Литвы был присоединен к Германии[47], куда в тот же день вошли германские войска. На аэродроме фюрера встречал Мильх, проинформировавший о полученной информации из Польши, которая опасалась развития подобных событий в Данциге и объявила частичную мобилизацию.
— Ну что же, — обратился фюрер ко всем нам, — тем хуже для Польши. Видит Бог, Германия желает только мира.
Вернувшись в Берлин, фюрер назначил на 25 марта в рейхсканцелярии совещание с командующими и начальниками штабов видов и родов вооруженных сил, пригласив на него и меня, видимо, для того, чтобы потом, наедине, за чашкой кофе или чая, выпытать мое мнение о позициях генералов. Он так часто поступал. Я чувствовал себя не очень уютно в окружении высшего генералитета вермахта, люфтваффе и кригсмарин, но этот дискомфорт быстро исчез, когда входившие в кабинет фюрера генералы и адмиралы по-товарищески здоровались со мной за руку, демонстрируя мне расположение и доверие. Фюрер сделал небольшой обзор событий, связанных с аншлюсом Австрии, созданием независимого государства Словакия и протектората Богемия и Моравия на территории оккупированной Чехии, а также присоединением Мемельской области. Он поблагодарил высший командный состав за отличные действия войск, а затем заявил:
— Господа! Современная ситуация непростая. Идут боевые действия между Словакией и Венгрией, нашими союзниками, Румыния, тоже наш союзник, собирается воевать с Венгрией, а Франция с Италией, Польша мобилизует армию против нас. Считаю, решение проблем Данцига и «Польского коридора» возможно силовым способом.
Кабинет фюрера окутала зловещая тишина. Казалось, пробеги по бумагам муравей, мы услышали бы его громкий топот. Генералы и адмиралы воевать не хотели, это было давно известно. Но сейчас на лицах многих запечатлелись растерянность и испуг. Фюрер, оценив ситуацию, приказал фон Браухичу к 3 апреля подготовить ежегодную директиву верховного командования вермахта.
— Один из разделов директивы должен быть посвящен возможной войне с Польшей. Самым ранним сроком этой операции назначаю 1 сентября.
Фон Браухич молча склонил голову и тут же попросил всех присутствовавших представить свои письменные соображения по поводу плана-графика проведения польской кампании.
В середине апреля Мильх предложил Герингу организовать выставку современных образцов боевой авиационной техники. Геринг согласился и тут же об этом доложил фюреру, который с энтузиазмом встретил идею и в свою очередь поручил Герингу вначале ознакомить с выставкой итальянского наследника, который в июне должен был прибыть в Берлин. Фюрер дал мне задание слетать в Италию, забрать наследного принца с делегацией и доставить его в Берлин. Что мною и было сделано. На борт «Кондора» и двух Ju-52 мы взяли принца Умберто с супругой и небольшую группу итальянских генералов и офицеров, главным образом военных летчиков.
Через трое суток фюрер велел мне доставить его и ее высочеств обратно. Мы вылетели из Берлина в чудесную погоду и после комфортного перелета сели в миланском аэропорту Тальедо. Принц и принцесса горячо благодарили меня за замечательный полет, а принц обещал подарить свой фотопортрет. Недели через две обещанный портрет доставили мне из итальянского посольства с автографом принца.
Военно-воздушная выставка состоялась в Рехлине, а 3 июля Геринг с Мильхом организовали специальный показ техники для фюрера. Выставленное вооружение, вне всяких сомнений, представляло собой самое передовое в мире. Были продемонстрированы истребители Ме-109 и Не-100, первый в мире истребитель-перехватчик с ракетным двигателем Не-176, бомбардировщик Не-111, взлетавший с помощью ракетных ускорителей. Геринг с Мильхом светились счастьем от произведенного на фюрера впечатления. Между тем у меня создалось впечатление, что фюрер сделал неверные выводы о боевой готовности люфтваффе. Он неоднократно с восторгом говорил мне:
— Вот, гляди, Баур, все это нам удалось сделать за каких-то шесть лет. У нас лучшая боевая авиация в мире! Геринг не обманул, люфтваффе готовы к войне с Польшей.
Как же он ошибался! Как ловко Геринг с Мильхом и Удетом сумели обвести его вокруг пальца! Он поймет это только через три года.
Тем временем война неумолимо приближалась. В рейхсканцелярии чувствовалась суета, по коридорам то и дело сновали офицеры-курьеры с документами из штабов видов вооруженных сил, сплошной чередой шли совещания с генералами и адмиралами, дипломатами и промышленниками. Я интуитивно понимал, что закончился самый счастливый этап моей жизни, жизни мирной и комфортной. Любая война — неизведанная пропасть. Многие заранее стали к ней готовиться. Геринг, например, всю свою родню, служившую в вермахте, перевел в люфтваффе и отправил служить подальше от Польши. Но я не мог просто так вот прийти к фюреру и попросить его не посылать моего брата Франца на польский фронт. Я был солдат, и фюрер это особо ценил.
Глава 42
После встречи с молодым подполковником из военной контрразведки Баур внутренне ожил, держался бодрее, был уверен: русский офицер чем-то поможет, что-то должно измениться к лучшему. Через несколько дней и вправду последовали изменения. В тюремном лазарете его осмотрели военные хирурги, солидные люди, два полковника и генерал, долго разглядывали и ощупывали культю, долго совещались без Баура. Затем один из полковников, профессор военно-медицинской академии из Ленинграда, по-немецки огласил вердикт:
— Операцию вам, Баур, делали профессионалы, сделали вполне удачно. Зря вы распускаете
