золотом бабуши, кольца унизывают пальцы до самых ногтей, тяжёлый дух помад.
Есть тут и мужчины: молодые люди в шерстяных накидках и капюшонах – они, видимо, с давних пор обретаются на этом дворе: женщины, занятые своими делами, уже не обращают на них внимания, разве что мимоходом заденут плечом, а так – весьма дружелюбно реагируют на их поддразнивания.
Поняв, что я хочу их сфотографировать, они приходят в большое волнение: побросав кувшины, с визгом и смехом разбегаются по каморкам, накрываются платками. Юноши радостно гоняются за ними, ловят и выносят на руках, верещащих и отбивающихся, с развевающимися поясами: настоящие сабинянки. Такими я их и фотографирую – смешные и милые, растрёпанные, в крепких объятиях разгорячённых парней, они в общем-то и не сердятся, а просто притворяются, а после подходят, чтобы легонько меня толкнуть, и снова возвращаются к своим делам. Интересно, что все женщины в Африке, даже если они заняты такого рода ремеслом, никогда не покажут, что мужчина им интересен, они будут делать вид, что его нет рядом. Вот одна из женщин несёт на голове калабас, у неё на пути оказывается молодой человек, и она сердито толкает его, чтобы пройти. Он что-то ей говорит, она с презрением глядит на него через плечо. Спрашиваю парня, что он ей сказал. «Что она делает слишком много ши-ши!» (дерьма) – отвечает молодой человек, сбрасывая с головы капюшон. Удивительно благородной формы тёмная голова, соединяющая в себе негритянские и арабские черты. Зовут юношу Негро.
Он вместе с другом спустился с гор и зашёл сюда разузнать, что тут творится. У них нет денег, чтобы заплатить. Какова цена? Два с половиной франка. Я предлагаю им на двоих пять франков, они поначалу стесняются, а потом быстро смелеют: «Тогда не здесь, а по соседству. Там лучше! Там, правда, дорого, четыре франка, но там я совсем недавно видел ту, что мне нравится. Там лучше! Там есть одна очень красивая! Уж если платить деньги, то лучше там!» Отправляемся в соседний бордель.
Негро чувствует себя неловко и чуть отстаёт. Смотрит искоса, как животное. Его крепкая шея пламенеет на солнце. Меня же всё это очень даже развлекает: надо было приехать на самый край света, чтобы исполнить желание юношей с марокканских гор. За своими плечами я ощущаю огромные ангельские крылья.
Сворачиваем в переулок, затем входим в дом, от ворот которого лестница сразу ведёт на второй этаж. На самом деле это длинный балкон, которым окружён двор. Целый ряд комнатушек для девушек и женщин. Поскольку любви здесь никто не стыдится, двери во двор распахнуты. В комнатках на полу постелены циновки, кое-где есть даже кровати. На стенах открытки, фотографии зуавов85, морских пехотинцев, легионеров. В одной из таких комнат рядом с девушкой сидит араб, он закинул ногу ей на колени. Держит её за руку и молчит. Он может просидеть так и час, не двигаясь.
Женщина, которая особенно понравилась Негро, сидит на циновке, а древняя старуха накладывает ей на руки и ноги – на тыльную сторону ладоней, на пальцы, ногти и на подошвы – комки влажной глины. Под глиной – свежая хна. Вокруг раскалённых жаровен – множество глиняных флакончиков с красками и палочками. Обе женщины одеты в фантастические одеяния из вуали и атласа и так заняты, что наше появление отвлекает их всего на мгновение. Молодая женщина совсем не уродина. У неё довольно бледная кожа, уже чуть увядшая от белил, удлинённых пропорций голова, раскосые влажные глаза и сильно подпорченные зубы.
Нет, сейчас она не может; сейчас она занята, не смывать же глину с рук. Она отвергает юношу с улыбкой и глядит не на него, а на свои руки, которые обрастают всё новыми глиняными комками. Сначала я смотрел на неё как на картину Делакруа86, но вдруг увидел в ней рембрандтовскую Вирсавию, которую чуть ли не каждый день навещал в Париже87. Та же грустная улыбка отцветающей женщины, та же поза старухи, готовящей её к свадьбе.
Юноша заговаривает с ней, это тихие уговоры, без понуканий, без нетерпения, будто он случайный посетитель, не движимый непреодолимой страстью. Он не видел Вирсавию, он полюбил эту женщину по наитию, что ставит его намного выше меня. Он крайне удручён, и я заступаюсь за него как за близкого мне человека. Его друг, которому всё равно, которая из женщин ему достанется, красивый, весёлый юноша, тоже просит за друга.
Женщина мягко, но решительно отказывает, подставляя старухе руки, и на нас больше не глядит. Приходит хозяин дома, араб, спрашивает, что происходит, и тоже включается в переговоры. Безрезультатно! Наверху, в комнатках на балконе, и внизу, во дворе, ещё два десятка девиц взирают на нас снизу вверх, выгибая шеи, увешанные кораллами и дукатами. Искренне сочувствуя Негро, я предлагаю ему выбрать любую другую. Но он даже не поднимает головы, чтобы посмотреть по сторонам, словно пристыжённое животное. Нет, нет здесь ни одной женщины, которую бы он пожелал! Тот самый араб, которого мы заметили вначале, подходит к нам и, уверенный в том, что ему досталась самая красивая женщина, готов ею поделиться – к тому же он надеется, что мы его отблагодарим. Юноша молча окидывает её с ног до головы безразличным взором и отворачивается. Нет, никто ему тут не понравится.
Его товарищ молча даёт понять, что и он готов отказаться от удовольствий, раз уж они недоступны его другу. В этот вечер они оба вернутся в горы, не вкусив великих радостей города, о которых так мечтали. Как же часто и мне случалось отказываться от всего, чего я жаждал, лишь потому, что не мог получить то, к чему стремился в первую очередь. Одно-единственное неудовлетворённое желание ожесточает, изматывает и подрывает силу духа, и все прочие стремления сразу обесцениваются.
Вот я и снова меж двумя монументальными стенами Сале. Одна из них – гигантская скала, ограничивающая океан, другая состоит из мощных укреплений, бастионов, башен, обожжённых солнцем и временем. Приятно ступать по мягкому, упругому пляжу. Этим же путём идут и пожилые рыбаки, волоча за собой сети.
И тут я понимаю, что могу опоздать на автобус, который должен отвезти меня обратно из Рабата в Касабланку. Я почти бегу по бесконечному пляжу к устью реки, а потом вдоль неё. Напротив меня вырисовывается профиль Рабата – один из самых красивых морских фасадов, которые я когда-либо видел; вдали – знаменитая башня88. Наконец добираемся до перевоза, я рассчитываюсь с моими проводниками, прыгаю в лодку
