помогла нам получить наше оружие.»[1]
Разнообразие способов добычи оружия не обходилось без курьёзов. По свидетельству Яниса Спрогиса (Коля): «Оружие мы доставали самыми различными путями. Часто приходилось рисковать. Так, например, А. Тиесниекс[33], который был человеком большой отваги, богатым на выдумку, повел меня в одно из воскресений как бы на прогулку к Немецкому театру. Вроде бы без всякого дела мы просидели на скамейке там часа два и затем ушли. Но я заметил, что Тиесниекс внимательно изучал окрестности. Позднее от гардеробщицы, которая была нашим товарищем, я узнал, что во время спектакля, пока мы сидели на улице, группа членов партии вынесла из театрального гардероба все оружие немецких офицеров, которое они по обыкновению оставляли там.
Покупали мы оружие и у немецких солдат.
В декабре 1918 года мне удалось выкрасть из немецкого эшелона с трофейным оружием, который стоял в тупике Торнякалнской товарной станции, ручной пулемет.
Пригодилось и оружие, хранившееся со времен революции 1905–1907 годов».[34]
По воспоминаниям Мирамса: «Были случаи, когда товарищи обнаруживали целый ящик гранат со всеми капсюлями, хранившимися в окопах, и они не были полностью повреждены. Одна из таких находок принадлежит В. Зиле (Имант), который осенью 1917 года, когда немцы оккупировали Ригу, выкопал в окопах возле крепости Болдерая около 100 гранат, упаковал их и бережно закопал вместе с несколькими десятками винтовок и патронами. Во время подготовки к восстанию Имант передал этот ценнейший «склад» в распоряжение партийной организации. Кроме того, была обнаружена ещё взрывчака – пироксилин, который был нужен для подрыва мостов и железных дорог. Таких находок было немало».[1]
Янис Мирамс, ответственный в ВРК за связь и разведку, лично участвовал в организации переходных пунктов и доставке оружия в Ригу. В своих воспоминаниях он оставил подробный рассказ как это происходило: «Часть военного снаряжения перевозилась через приграничных крестьян. Эти крестьяне очень хорошо умели прятать оружие в своих повозках. Хотя немецкие солдаты часто проводили обыски, наш транспорт никогда не становился жертвой оккупантов.
Однако были случаи, когда идущий с грузом оружия выходил прямо на немецкие посты. В таких случаях посты приходилось покупать за деньги, выданные немецкими оккупантами, так называемые «остовские» рубли. Кроме того, переброска оружия через границу была организована с помощью немецких унтер-офицеров и фельдфебелей, что отчасти было обусловлено обширными контактами партии с немецкими солдатами и младшими офицерами.
Во многих случаях, где это было возможно, я использовал (использовал, как и другие товарищи) немецких солдат, с которыми у меня были связи и которые были готовы помочь революции, подорвав германский империализм.
Мы узнали от революционных немецких солдат о порядке пограничной охраны, смене постов и составе. Имея это в виду, мы смогли передать оружие прямо в то время, когда на посту стояли революционно настроенные солдаты. Были случаи, когда на погранзаставе находились солдаты, с которыми у нас были контакты. Они помогали транспортам с оружием и литературой пересечь границу и указывали наиболее безопасный путь отхода от границы. Были даже случаи, когда революционные солдаты германской армии брали на себя встречу и какое-то время несли боевые транспортные средства.
Однажды, только что перебравшись через болота и перебравшись через заросшее озеро, я вдруг увидел в пятнадцати шагах "фрица" одетого в форму немецкого лейтенанта. Сразу слышу возглас: "балты". Как и все люди, связанные с транспортировкой оружия, я знал, что это значит: все разрешилось за несколько секунд. Я понял, что на посту не революционер и противник должен умереть, потому что иначе транспорт с оружием будет потерян, а переносчик оружия будет расстрелян немецким военным судом. А "фриц" уже приблизился ко мне на десять шагов. В один момент у меня в руке появляется десятизарядный «маузер». Два выстрела и немецкий лейтенант уложен. Подойдя к нему, вижу, что одна пуля попала ему в грудь, другая в лоб. Я поспешил и благополучно прибыл со своим грузом на конспиративную квартиру, где сдал принесенные военные материалы…
Обыски имущества и проверка документов немецкими «культуртрегерами» были настолько жестокими, что во многих случаях они заканчивались избиением людей, переломами ног и рук. Часто случалось, что ночью, когда большинство пассажиров лежало на верхних полках вагонов, в вагон внезапно входили пять-шесть солдат, одетых в форму "чиновников" и обыскивали весь вагон. Пассажиров, лежавших и сладко спавших на полках вагона и не почувствовавших, что они попали под контроль, которые не сразу поднялись, не вежливо будили, а швыряли за ноги вниз. Некоторые люди были изуродованы при падении, но о протесте нечего было и думать: если ты протестуешь против такой дикости, тебя назовут большевиком, арестуют и увезут, и неизвестно, что будет дальше.
Однажды я столкнулся с подобным случаем. Два чемодана с оружием и взрывчаткой везу в Ригу. Я забрался на самую верхнюю полку вагона, а чемоданы поставил на противоположную полку, не занятую пассажирами. Сам расположился на полке и задремал. Подошло к полуночи. Я уже рад – думаю, что контроль, наверное, уже не придет, но вдруг дверь вагона открылась и появился свет свечей (во время немецкой оккупации поезда в основном ходили неосвещенными, вагоны были темными). Началась проверка документов и досмотр вещей тех пассажиров, которые показались контролерам подозрительными. Но подозрение падало на всех, у кого с собой было что-то большое. Я притворился спящим, надеялся, что в темноте не заметят меня на верхней полке и пройдут мимо. Но эти мои ожидания не оправдались. Меня схватили за ногу и я упал на пол с третьего этажа, сильно ударившись. Когда я встал, контролеры попросили у меня удостоверение личности. Я хладнокровно достал из кармана справку о том, что немецкое командование разрешило господину Легздиню ездить в Ригу и обратно. Немецкие господа, оглядев с ног до головы хорошо одетого «господина Легздиня», признали, что ничего подозрительного в этом человеке не было. Эти негодяи привыкли быть очень уважительными по отношению к господам. Они принесли извинения господину Легздиню и выразили сожаление в связи с тем, что он случайно упал с верхней полки вагона. Я вежливо ответил им, что очень тронут их сочувствием и что в падении нет ничего особенного – такое часто случается с заснувшим пассажиром. Немецкие злодеи были рады, что я не протестую. «Господин» очень хорошо понимал «господина», и контролеры уже не обращали внимания на полку, где стояли мои чемоданы.
Этим чиновникам оккупационной власти очень нравились новые не мятые удостоверения личности и документы. Если документ был плохо проштампован и смят, документ подвергался сомнению и считался поддельным. Именно в моем присутствии они очень привязались к пожилой работнице, у которой был очень
