оружием. Шум становился ярче. Но откуда он шел, все еще было не понятно. Казалось, все пространство потонуло в зловещей какофонии. Сердце Стоуна глухо долбилось о ребра. Под ложечкой засосало. Орк поднял глаза к узкой полоске неба. И тут купол взорвался миллиардом красок. Уши заложило от морозящего вены потустороннего визга. На землю попадали мечи, копья, шлемы. Солдаты с исказившим их лица ужасом прятали головы в ладошках, жмурили глаза, затыкали уши.
Стоун прислонился спиной к шершавой глыбе. Вспышки еще продолжали снопами искр разрывать небо, но их дьявольский танец был уже не таким ярким. Или глаза просто привыкли. Орк привстал на цыпочки, заглянул за головы боевых товарищей. Ничего. Там по-прежнему невозможно было ничего разглядеть. Оставалось только полагаться на слух и догадываться. Звон оружия, рев, крик, вой, конское ржание – все смешалось. Чей-то зычный голос раздавал команды.
– Держать строй! Сомкнуть ряды! Ииии, пли! Держитесь, ребята! Их немного осталось.
«Что же это такое?!» – чертыхнулся Стоун. Тряхнул чубатой головой и начал проталкиваться локтями к авангарду отряда. В его середине творился кромешный ад. Испуганные кони, заблокированные с двух сторон, успели потоптать своих седоков. Какие-то мелкие двуногие лопоухие твари, сновали туда-сюда. Ни капельки не стесняясь, обгладывали руки и ноги убитых солдат. Жадно вырывали куски из неприкрытых доспехами тел. Один из зверьков ткнулся острой заляпанной кровью мордочкой в ладошку Стоуна. Орк вздрогнул, отшатнулся, брезгливо вытер руку о камень. К живому блюду зубастый интереса не проявил. Зачем? Если стол от «угощения» и так ломится. Стоуна затошнило. С ребятами из середины кавалькады он не общался. Не знал ни имен, ни откуда они. Тем не менее, их было жалко. Вот так нелепо погибнуть даже не в драке. Не на войне. От лап мелких хищников. Падальщиков.
Глухой стон вернул орка на дно ущелья. Совсем зеленый еще безусый юнец одной рукой еле отбивался от трех ощерившихся на него фенеков. Вторая сломанной плетью висела вдоль туловища. Животинки клацали пастями перед самым лицом паренька. Прыгали, визжали, извивались. Солдатик еще несколько раз замахнулся тяжелой секирой. Чиркнул одного ушастого по длинному носу. Зверек тихо заскулил, обняв брызжущую фонтаном морду. Его товарищи зашипели и дружно кинулись на съедение поверженного друга. Этих нескольких минут, пока они жадно жрали собрата, Стоуну хватило, чтобы добраться до солдатика и вытянуть его с кровавого пятачка. Уже на скале орк наспех перетянул сломанную руку бойца его же поясом, дал выпить крепкого виски из своей фляжки. Паренька передернуло, а взгляд его тут же осоловел.
– Не пил что ли никогда?
– Не-а, – улыбчиво отозвался пацан.
– Вот же! Ладно, держи оружие крепче и отмахивайся, что есть мочи.
Орк по-отечески нахлобучил на голову парня шлем, похлопал его по плечу. И снова нырнул в гущу тел и хвостов. Солдатик проводил Стоуна испуганным взглядом. Вцепился в свою секиру до хруста в суставах. И замер. Одни лишь глазки бегали под кованным козырьком.
Орк и сам не понимал, как у него так ловко выходило отбрасывать одного фенека за другим. Откуда в нем было столько отваги и силы. Он волчком проскользил сквозь месиво, отрубил несколько визжащих голов. Вытянул из-под чавкающих морд пару еще живых однополчан, помог им отбиться от голодных тварей. Орк уже почти добрался до головы отряда, когда его кто-то нагло дернул за рукав. Он слегка пошатнулся, но умудрился удержать равновесие. Окровавленный Харви тянул к нему руки и что-то пытался сказать сухими губами. Несколько зверьков хищно щерились на воина. Они уже довольно облизывались, понимали, что почти загнали бугая в ловушку. Тот еще немного – и совсем бы уперся спиной в скалу. Стоун кинулся на помощь. И уже готов был выдернуть Харви из зубастого кольца. Но тут тупой детина с какой-то блаженной улыбкой вцепился в запястье орка и со всей силы толкнул его на слюнявые пасти.
– Его сожрите, сволочи! – заревел он дурным голосом.
Фенеки вместо того, чтобы радоваться нежданной добыче, буквально свалившейся им на головы, с поросячьим визгом прыснули в стороны. Стоун ушибся копчиком о твердую накатанную землю, плечо расцарапал об обломок скалы. На мгновение в его глазах зарябило. Но он быстро взял себя в руки, подскочил, выкинул вперед руку с клинком. Но никто не спешил на него нападать. Стайка едва не раздавленных им ушастых уже доедала трепыхающегося Харви. Стон с трудом поборол рвотный позыв. Вытер пот со лба запястьем. И только сейчас заметил мамину булавку, надежно приколотую к отвороту рукава. Вот оно. Вот откуда силы, ловкость и неуязвимость. Орк прикрыл глаза, привалился спиной к шершавому камню. Гранатовый камешек. Словно капелька крови. «Не исчез родимый», – пронеслось в голове.
Стоун снова попытался прорваться в авангард. На этот раз протискиваться между отмахивающимися от тварей солдатами было проще. Армия с обеих сторон изрядно поредела. Сытые звери дрались уже не так рьяно, а уставшие воины особо и не защищались. Кровь вперемешку с грязью противно чавкала под сапогами.
Орк то и дело сглатывал подкатывающую к горлу рвоту. Воздух, напитавшийся бранным смрадом, щипал ноздри солоноватыми щупальцами. Пробираясь сквозь тела и тушки, Стоун почему-то вспомнил, как однажды в детстве отец взял его с собой на скотобойню. Ему было лет восемь, не больше. Батя уже тогда во что бы то ни стало настаивал на своем, мечтал сделать из сына настоящего грозного воина. Чтоб соседи тряслись от одного имени. Убойная площадка располагалась немного поодаль от города, в мясницкой слободе. Дурно пахло уже на самых подступах к поселку. Стоун навсегда запомнил этот липкий запах крови и страха. Он пытался улизнуть как только почувствовал его. Но суровый отец беспощадно толкал ребенка вперед – шаг, тычок между лопаток, шаг, тычок. Пока сын не уперся лбом в куцую испещренную зарубинами деревянную дверь. За ней жалобно мычали. У Стоуна сперло в груди от жалости к беззащитной буренке. Но отец был непреклонен. Он отворил дверь и жестко затолкал сына внутрь загона. Сунул ему в руку что-то холодное металлическое. Маленький орк не мог отвести взгляда от грустных карих глаз коровы. Животина, казалось, понимала, какая участь ее ждала. Стоун осознавал свою. Отец не отступился бы. Если бы сын не упал в обморок. Он сквозь туман слышал матерную брань бати, его тяжелые шаги, скрежет железа, обреченное мычание, хлопок, тупой удар туши о дощатый настил. А потом снова этот липкий соленый кровавый запах. Много лет он не мог заставить себя есть мясо, забыть весь ужас, испытанный мальчонкой на скотобойне. С годами ему удалось запихать его
