Даичи тоже схватился за голову: как же так увел у брата любимую наложницу.
– Мне Кейджи, как брат, – успокоила я императора. – Мы даже ни разу постель не делили.
– Это то я понял, – красноречивый взгляд на алые простыни, от чего мои щеки запылали румянцем. – Как так получилось? Ты же его наложница! Он любит тебя.
– Он меня как сестру любит, – уточнила я, стараясь привести постель в порядок.
Император нахмурился, в его голове явно крутились винтики, обрабатывая информацию.
– Надо было тебя сразу забрать, – наконец, выдал он. – Шутки Маары, не иначе.
– Сразу? Вы же меня ненавидели!
– Мне были неприятны воспоминания, которые ты пробудила, неожиданно появившись на празднике. Против тебя самой я ничего не имел.
– Да–да. Особенно, когда кричали на меня из-за посещения расследовательного управления.
– Память у тебя хорошая. Чересчур. Ладно. Ты меня заинтересовала, еще, когда передала список с вариантами пополнения казны. Растрепанная, в этих мужских штанах. А держишься при этом, как королева. Я спать не мог. Все думал, какая у тебя кожа на вкус.
Я недоверчиво усмехнулась:
– И когда выгоняли и катаной пытались прирезать?
Даичи нежно перебирал мои волосы, пересыпая их из одной руки в другую.
– Мне необходимо было, чтобы ты покинула дворец. Надеялся, что с твоим исчезновением, одержимость тобой пройдет. Не хотел соперничать с братом из–за тебя. Но ты постоянно обращала на себя внимание. Я видел тебя в каждой женщине. Так не могло продолжаться. Думал, ты околдовала меня.
– А сейчас вы так …не думаете? – меня смешили обвинения в колдовстве, но я прекрасно помнила призывы утопить меня. С другой стороны, было приятно, что не только я мучилась от невозможности получить доступ к желанному телу.
–Даичи. Называй меня Даичи, когда мы одни. А сейчас мне все равно. Даже если ты – дочь самой Маары, – император прижал к себе крепче. И я зажмурилась, вдыхая его запах.
– И что теперь делать?
– Придется найти Кейджи другую наложницу. Тебя я не отдам. Он, все равно, не знает, как тобой пользоваться.
– Это шутка такая была?
– Я впервые встречаю почти двадцатилетнюю гейшу – девственницу. Ты умеешь производить незабываемое впечатление, – император провел языком от моей шеи к ключице. Пальцы на ногах сжались от предвкушения.
– Вы же женаты. У вас дети…
Даичи немного отстранился, стал серьезным и собранным. Лоб сильнее прорезала тревожная морщинка.
– Прости. Я не могу поставить интересы империи ниже тебя. Нироюки остается моей женой, дети – наследниками. Как наложница ты сможешь родить от меня ребенка. Но наши дети не унаследуют власть.
– Мне не нужна власть, – Рассердилась я. Уселась прямо на императора и обхватила его за шею. Тот от неожиданного напора шумно вдохнул и закашлялся. – Мне нужны вы. Как я буду делить вас с женой и еще двумя наложницами?!
– Мы найдем решение, – Даичи поцеловал меня, лишая возможности аргументировать свое недовольство. Теперь он поливал меня нежностью, растягивая удовольствие и наслаждаясь нашей совместимостью. Моя непокорность приятно его веселила. Силы качать права появились только через час или два. Но спорить уже не хотелось.
– Спи. Завтра тяжелый день, – шепнул мой император.
Ко мне никого не пускали. Охрана разворачивала всех, даже вдовствующую императрицу и жену Даичи. Мою служанку Хару Мину тоже послали прочь. Но настойчивая девушка села у дверей и дождалась императора. Даичи допросил ее, выяснив, что у Мины прихватило живот, и она вынуждена была остаться на ночь у моей наставницы. Все-таки, еду надо было перепроверять. Я ведь прекрасно знала, что Судзумия имеет доступ на кухню.
Охотник на демонов
ГРАНИЦЫ НЕСПОКОЙНЫ. Духи мечутся. Богиня обещала мне помощь, но добыча вновь ускользнула. Все ближе намеченная цель. Не пройдет и пары недель, как безумный император будет свержен с трона. Он безумен, в его венах ад бешенства. Скоро он начнет сжигать свой народ и убивать невинных, я вижу это.
Я знаю это. Духи кричат об этом.
Я спасу эту страну.
Я создам новый мир, лучше и чище старого.
41. Что-то пошло не такДа кого я обманываю? Что тут могло пойти так?!
Неделю я провела в покоях императора. И это были лучшие, и в то же время худшие дни в моей жизни. Даичи отказался от ужинов с семьей, выходя из своих покоев только для встречи с советниками. Я смотрела, как он изучает донесения, и меня накрывало волной благодарности и счастья. Стараясь не лесть сильно в дела государственной важности, мы скользили по краю серьезных разговоров. Учились доверять другу друг.
Будто две половины единого целого, наконец, соединились: Даичи понимал меня с полуслова. Чувствовал. Прикосновения были такими желанными, что пальцы ног сводило судорогой. Мне не хотелось ни о чем думать.
Может быть, в любви к императору, я нашла свое спасение?
От кошмаров, что мучили меня ночами.
По ночам мне снился Кейджи. Он рыдал над телом жены. А за его спиной вырастали черные тени. Вились вокруг и заползали ему в рот и глаза. С криком просыпалась я, чтобы вновь очутиться в сказке.
Но через неделю вернулся мой брат и друг, пылающий праведным гневом. О его прибытии доложили заранее. Мы успели привести кимоно в порядок и сесть за котацу, придав лицам самое целомудренное ворожение.
Кейджи раскидал охрану, которая его не собиралась задерживать, и разъяренным вихрем ворвался в покои императора.
– Сочувствую тебе, брат, – Даичи вскочил, перехватывая посетителя.
Кейджи замер, тяжело глядя на меня.
– Я хочу поговорить с ней наедине.
Даичи бросил тревожный взгляд на меня. Но коротко кивнул и вышел в кабинет.
– Зачем ты её убила? – стеклянные глаза друга смотрели холодно и злобно.
Я попыталась обнять Кейджи, но он увернулся.
– Мне очень жаль. Я не понимаю, как так вышло! Я не убивала Судзумию. Её опоили в попытке подставить меня…
– Все вертится вокруг тебя? – Кейджи усмехнулся. – Я видел отчет Тоношено…
– Ичиро отец Судзумии! Он чуть не убил меня…
– И правильно бы сделал! – зло закричал Кейджи. – Кто виноват в смерти Судзумии? Кто!
– Мы еще не выяснили… отпечатки ни с кем не совпадают…
Кейджи болезненно скривился
– Правильно. У тебя же не было времени искать преступника! – и неожиданно он схватил меня и с силой прижал к себе. – Ты спишь со всеми, кроме меня? – злость и ненависть пропитала его слова.