Мне было жаль Судзумию.
Мне было страшно.
Мне было тепло и уютно.
Находиться с этой женщиной в одном помещении было совершенно невозможно. Проклятый Тоношено! Вынудивший меня на этот глупый поступок.
Строчки перед глазами пляшут. Я читал одно и то же донесение уже несколько раз. Но мысль только об одном: схватить наложницу брата и стереть уже эти слезы с ее лица.
Могла ли она убить Судзумию и так прекрасно играть роль жертвы? Нет. Все мое восприятие отрицает малейшую возможность этого.
Беззащитная, нежная, наивная.
Грудь жжет до сих пор от тепла ее тела. Уложив ее на свою постель, я с трудом смог разорвать руки, обнимающие ее. Вид женщины, беспокойно спящей в моей кровати, добил окончательно. Не сдержавшись, я поцеловал сладкие гуды, вбирая ее шепот в себя. Она произнесла:
– Кейджи… – и это остановило мой безумный порыв. Пара ведер холодной воды мне сейчас не помешают.
Мы никогда не спорили с братом из-за женщин. Не стоит начинать и сейчас – шептал я себе, как заклинание.
Жаль, что я не колдун и мои заклятья – бессильны.
40. Любовница братаЧто за безумие? В голове гудели мысли, они хлопали крыльями и галдели, как стая разъяренных птиц. Готовые пожрать мое сознание и тело. Мне снился Кейджи, тяжелый, полный ненависти взгляд сжигал изнутри. Я предала его. Из–за меня погибла его жена. Женщина, которую он любил. Его маленькая дочка осталась без матери.
Сам император назвал меня своей любовницей.
Я спала в императорском дворце. Даичи пока спрятал меня в личных покоях. Хотя две его наложницы жили в отдельных корпусах.
И пусть для Ямато иметь жену и кучу наложниц считалось нормальным, я чувствовала себя кубком чемпионов, переходящим от одного брата к другому.
Тоношено зверем рвался отомстить и совершенно не верил в мою невиновность. Крики слышались всю ночь.
Невесомые прикосновения прогнали сон. Фудзивара Даичи присел возле меня на кровати и убрал растрепанные волосы с лица.
– Я верю тебе, – тихо сказал он. И сердце мое заискрилось благодарностью. – Кто-то пытается избавиться от тебя. А значит, ты что-то знаешь. Опасное для преступника.
Вера – великое чувство. Она позволяет светлой армии победить любого врага. Она ведет в бой, когда уже нет сил. Она поднимает с колен. Она заставляет верить в ответ. Она заставляет любить. Мне становилось все сложнее побороть свои чувства.
Мягкая постель манила, но я села, незаметно расправила плечи, чтобы сползающее кимоно открыло чуть больше дозволенного. Тело действовало, не повинуясь разуму. И прямо посмотрела на императора.
– Зачем вы это сделали? Зачем сказали, что я ваша любовница?
Даичи вздохнул, лично поправил мне подушку.
– Причин много, какую ты хочешь услышать? – он не прикасался ко мне, но от близости императорского тела бросало в дрожь. Я нервно облизнула пересохшие губы. – Например, я бы хотел, чтобы ты закончила разработку пороха. А еще лучше: стрелкового оружия.
– Какая меркантильность, – прошептала, понимая, что глаза императора не отрываются от моих губ.
– Но главная причина – Кейджи должен сам разобраться в ситуации. Я не позволю Тоношено убить тебя раньше, – голос императора окреп, он сбросил путы нашей интимности. Встал и передал мне пиалу с вином.
Стараясь ни о чем не думать, я залпом осушила несколько кружек. Голова приятно опустела, унося меня в небытие. Все это время Фудзивара Даичи перебирал документы на столе, беспокойно поглядывая на меня.
– Мне надо было сбежать из дворца, – сделала я вывод. – И ничего этого бы не было. Вы правы, я приношу только горе, – Жалеть себя было приятно. Слезы снова жгли глаза.
Вздохнув, император оставил бумаги и подошел.
– Я её не убивала… я не хотела… они так любят друг друга… – Мне выдали еще вина и заставили выпить. Аккуратно убрали волосы с плеч. Каждое касание невесомым обещанием ложилось между нами.
– Ты не виновата. Все будет хорошо, – император обнял меня. Это вышло совершенно буднично. Как будто бы мы друзья. По телу пробежали тысячи искр. Даже волосы на небритых ногах дыбом встали. Но вино позволило мне больше, и я крепко обхватила руками великого правящего императора.
– Я верю тебе… – Тихо повторил он.
Эти слова открыли мне намного больше, чем хотел сказать император. Невозможно так верить в человека, если не любишь его.
Хотя именно сейчас мне не нужна была любовь, мне нужна была именно вера.
Пиала, которую я так и сжимала в руке, выпала. Покатилась и упала с кровати на пол.
Слезы покатились из глаз.
– Простите меня император, но я люблю вас, – вырвалось из меня прежде, чем успела подумать. Сил сдерживать и контролировать чувства совершенно не осталось.
Фудзивара Даичи нахмурился, прикрыл веки и глубоко вдохнул. Но выдох рвано оборвался.
– Хватит воды, – император медленно провел рукой по моим волосам. Пальцы коснулись подбородка, вынуждая поднять голову.
– Я смогу тебя защитить, – под застенчивый шорох кимоно, мужчина собрал мои слезинки губами. Обнимая все крепче. – Ты – редкий цветок глицинии, который я буду оберегать до конца дней.
Наши губы встретились, скрепляя обещание.
Казалось, во мне лопнул клубок сдерживаемых чувств. Я вцепилась в одежду императора в попытке разорвать её. Даичи легко убрал мои руки, развязал оби, кимоно. И поцелуй стал глубже, сильнее.
Не было нежности, не было трепета. Сметая любое сопротивление на пути, наши тела искали друг друга. Весь путь, что я прошла, вел к нему. Мне было мало прикосновений. Я хотела большего. Всего императора. Весь – мой, с ликованием выгнулась, оседлав добычу! Я как-то позабыла, что девственнице может быть больно. Но боль тут же затмила волна диких поцелуев, больше похожих на укусы. Я понимала его. Тоже хотела проникнуть ему под кожу, слиться с кровью в венах и стать его частью.
Даичи не согласился отдать инициативу. Непривыкший подчиняться, он схватил меня за волосы, заставив изогнуться сильнее, и переместил под себя, придавив тяжестью тела. Каждое касание, было как удар током. Каждый выдох становился его вдохом.
Его губы шептали мое имя и не позволили перечить. Я сдавалась на волю победителя.
Ночь, день, мне было все равно.…
***
А наутро меня сожгла волна стыда.
Мне было стыдно перед женой и всеми наложницами императора, перед его детьми. Перед Кейджи. Перед своей совестью. Я никогда не собиралась становиться разлучницей–любовницей! И рушить семью любимого человека. У него же дети!
