В пластинчатом золоченом доспехе, в остроконечном шлеме, при кривом мече в дорогих ножнах. Мальчик! Но лицо его было непроницаемо! Вот из кого вырастет настоящий полководец и государь, думал Тимур. Недаром так часто Рустам задавал вопросы о битвах, о том, как может и как должен поступать полководец в той или иной ситуации. Он и сейчас хотел расспросить обо всем, но боялся помешать деду.
Тимур, хромая, сам подошел к нему, поднял на руки. Глаза мальчика вспыхнули, засветились азартом. Что-то сейчас будет!
– Я разделил армию на семь частей, Рустам, пять бросил на противника, две – спрятал по флангам в тылу, – сказал внуку Тимур, и сказал так, словно делился с первым из своих полководцев. – Сулейманшах, Умаршах, твой отец, и Мираншах, мои лучшие полководцы, они нанесли удар по центру и пробили защиту ордынцев! – Тимур и сам объяснял внуку с великим азартом ход сражения. – Те решили обойти меня с флангов и ударить в тыл, но куда там! Грозный Сайф ад-Дин, которому нет равных, твой воспитатель, и Султан Махмуд-хан позаботились о врагах! Два мои резерва срезали атаку и сами пошли вперед! Бегут ордынцы, бегут! Нет и не будет им пощады! – Он посмотрел в глаза своему внуку. – Все понял, Рустам?
– Все понял, деда, – с трепетом ответил тот.
– Хорошо! – Тимур поцеловал мальчика и поставил его на землю. И только потом обернулся к своим нукерам. – Передайте всем: кто изловит и приведет мне хана Тохтамыша, тому тысячу лучших скакунов за него! Тысячу пленниц! Любой город на выбор со всеми его жителями! Только приведите мне этого шайтана! Неблагодарного щенка! – с лютой ненавистью добавил он.
И едва он это сказал, как прибыл новый гонец.
– Повелитель! – выкрикнул тот и только потом поклонился. – Хан Тохтамыш прорвался с правого фланга всего с пятью кошунами, потеряв по дороге полтумена, так говорят, и сейчас ударил нам в тыл!
– С пятью кошунами?! – нахмурился Тимур.
– Так говорят, повелитель.
– Я сам возьму его! – прорычал Тимур. – Сейчас будет охота! – И тотчас приказал своим командирам штаба: – Мою лучшую тысячу! И моих знаменосцев, чтобы все расступались передо мной!
И с этой тысячью самых отборных бахадуров, которые ходили с ним в походы и были верны ему так, как верны цепные псы грозному хозяину, и сильны так, как сильны львы, цари зверей, среди других животных, он устремился в том направлении, где должен был искать свою судьбу неблагодарный хан Тохтамыш.
В этой мясорубке трудно было что-то разглядеть, но люди ордынского хана увидели то, что должны были увидеть. Штандарты эмира Тимура! Они приближались сюда.
Ему донесли:
– Великий хан, к нам приближаются стяги и бунчуки эмира Тимура!
– Это верная новость? – спросил Тохтамыш.
– Да, великий хан, – ответили ему.
Когда опасность была близка, ордынец соображал стремительно, как дикий зверь. Другой бы раздумывал и был бы съеден. Но не Тохтамыш! Из стольких роковых передряг выходил он – и все благодаря этой звериной интуиции. Волчьей! Чуял, знал, что, задержись он хоть на час, хоть на минуту, и не сносить ему головы. А тут хромой Тимур сполз с горы и сам пришел за ним! Не поленился! Плохая новость – хуже некуда!
– Задержите Хромца! – сказал хан своим командирам, взял два десятка самых преданных людей и рванул в не известном никому направлении.
Когда пятью минутами спустя Тимур с тысячью бойцов пробился на тот участок, где еще недавно дрался Тохтамыш, и увидел его стяги, его ликованию не было предела: сейчас он возьмет ордынского волка в оборот. Он уже дал приказ – брать только живым! А потом, когда тот будет стоять на коленях, заглянет ему в глаза и наконец-то спросит: «Это было тебе нужно? Вот это всё? Скажи во имя Аллаха, зачем?!» Но когда татар посекли, то оказалось, что стяги Тохтамыша были, а вот его самого и след простыл. Так эмиру Тимуру сказали пленные. Гневу государя не было предела. Куда ордынец делся в этой степи? Где теперь его искать?
Хитрый зверь ушел из-под самого носа!
– Всех казнить, – глядя на пленных, приказал Тимур.
А Тохтамыш летел сейчас прочь с поля битвы. Кругом он видел бегущих ордынцев. Он мог бы остановить часть их, вдохнуть в них надежду на победу. Мог бы! Но он уже почувствовал, что это бессмысленно. Бежали татары, кипчаки и аланы. Бежали Огланы и мурзы, эмиры и бахадуры. Наконец, он привел пестрое войско, многие не понимали даже речи друг друга. С таким войском хорошо, когда на горизонте победа, но когда поражение близко, такое войско рассыпается во все стороны, как опрокинутый из мешка горох. Не соберешь! Но сейчас можно было рассыпаться только в одну сторону – в сторону великой и самой полноводной в мире реки Итиль. Только теперь, вонзая шпоры в бока коня и то и дело оглядываясь назад, Тохтамыш полностью осознал, как хитро заставил его биться на своих условиях коварный эмир Тимур. И как же неосмотрительно с его стороны было принять бой в этом месте! Как глупо! Но ведь он, Тохтамыш, верил в победу. Как и его Огланы! И пришли они на эти берега с великими гаремами и такими богатыми обозами, как будто возвращались с рынков Шираза или Хорасана! Жены! – вспомнил Тохтамыш. – Его жены! Они ждали его на одной из этих рек, в лодках, укрытых шелковыми пологами, ждали и верили в него, потому что он так приказал им. Но до них сейчас было не добраться. Он уже ничем не мог им помочь. Главное – спастись, а жен можно было найти много! Но Земфиру, как жалко было ее отдавать врагу!
Но и красавица Земфира не стоила его жизни.
Десятки тысячи жен, наложниц, рабынь и слуг сейчас дожидались в укромных местах своих принцев, эмиров и беков. А те с раскроенными черепами, изрешеченные стрелами лежали между Кундузчей, Суоком и Волгой. Его отряд поредел – во время бегства Тохтамыш уже потерял с десяток человек. Лучшие ордынские нукеры стойко защищали его, хрипя, бросались на противника, принимали на себя каждый по десять врагов. Знали наверняка, что погибнут. И бились, как в последний раз, и погибали за хана.
А он бежал и от них. И проклинал Тимура. Как же он ненавидел Хромца! Лютой ненавистью! Роковой ненавистью!
Жаркая лесостепь вокруг полнилась криками, ржанием лошадей. Но все это постепенно уходило назад. Вот лесок. Они стремительно направили коней по опушке. Не так быстры воины Тимура, как степняки! Да еще их останавливает расправа над бегущими. Вот и край леса.
