ей, – уверенно обещаю я.
35
УТРОМ МЕНЯ БУДИТ МАМА, СООБЩАЯ О ТОМ, ЧТО ко мне пришла Лили.
– Привет, – говорит Лили, появляясь в дверях.
– Еще раз с Новым годом, – говорю я. – Так ты будешь заходить?
Она садится на кровать. На ней белые ботинки, старый пиджак Ро и футболка с котом из «Ночи в лесу». Голубые волосы немного потускнели. Некоторое время она сидит молча, а потом заговаривает:
– Э-мм… Ну… как ты… себя чувствуешь?
– Нормально, – отвечаю я немного недоверчиво. – Правда, немного странное чувство. Ритуал, часть вторая, и все такое.
– Ну… для меня это будет первым ритуалом.
– Ты была частью того.
– В каком-то смысле да, – вздыхает она.
Она явно чем-то озабочена. Я привыкла, что Лили – носитель жестоких, но простых истин. Отчасти ее волшебство заключается в том, что она, в отличие от остальных, не считает вещи слишком сложными и неоднозначными. Она умеет говорить прямо. Она допускает сложность, но ей не нравится запутанность. А сейчас на ее лице отражается сомнение.
– Что-то случилось, Лил?
– Ты уверена, что поступаешь правильно? – медленно спрашивает она.
– В каком смысле? – спрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, что она имеет в виду.
– Я хочу сказать, ты точно уверена, что Домохозяйка – это проклятье, от которого обязательно нужно избавиться?
Она начинает ковырять ногти скальпелем для художников, который достала из кармана.
– Конечно, уверена, – отвечаю я, но не слишком убедительно. – И конечно, хочу избавиться от нее. Она ведь убийца.
– Ну да, – в конце концов кивает Лили. – Только почему-то мне так не кажется. У меня о ней сложилось другое впечатление.
– Ну ладно, – говорю я с таким чувством, будто мы находимся на переговорах по поводу заложников или на собеседовании, на котором каждое слово имеет большое значение и может все испортить. – И каков же твой опыт общения с ней? Ты никогда…
Я понимаю, что Лили никогда не обсуждала с нами свою встречу с Домохозяйкой. А сейчас приходит и делится своим мнением о ней. Со мной.
– Ну да, ну да, – говорит она, поднимая вверх руки. – Просто, понимаешь, это сложно… Когда я вернулась из реки, у всех уже как бы сложилось четкое мнение о Домохозяйке – о том, какая она и что она такое. Типа, злой демон мести, и все такое. Но мне она показалась… просто существом. И вовсе не мстительным, Мэйв. Она и вправду не желала мстить. Она казалась… не знаю, сострадательной, что ли. Бесплотной, пугающей, но пытающейся проявить сострадание. В ней были остатки чего-то человеческого.
– Так она общалась с тобой?
Кажется, мой вопрос ее удивляет.
– Конечно, общалась. А как вы думали? Я просто вышла из дома и молча шла за ней до самой реки?
– Ну, не знаю. Например, тебя загипнотизировали.
– Нет, – твердо отвечает Лили. – Она спросила меня: «Чего ты хочешь?»
– Так и спросила?
– Ну да. А я ответила: «Хочу, чтобы все стало как раньше». А она сказала: «Я так не смогу». Или не совсем это. Короче, она, может, и не говорила эти слова, но смысл был примерно таким. Тогда я сказала: «Я больше не хочу быть собой».
– И что потом?
– А потом ничего. Она замолчала, как будто ей нужно было что-то еще от меня. А потом… не знаю, кажется, я тем вечером слушала Джони Митчелл или рисовала на эту тему, или что-то еще – в общем, я сказала, что хотела бы стать рекой.
– Джони Митчелл?
– Ну, помнишь, как она поет: «Я хотела бы стать рекой».
– Нет, она поет «Хотелось бы мне иметь реку».
– Что? В этом еще меньше смысла. Как кто-то может обладать рекой?
Я не знаю, куда направить взгляд. Вещи удваиваются, учетверяются, множатся, пока в зеркальном зале не отражаются бесконечные Лили. Неужели одно из самых знаковых событий в нашей жизни произошло оттого, что Лили неправильно расслышала текст песни Джони Митчелл?
– Так или иначе, но она выполнила мое желание, – заканчивает Лили.
– Что ж, я рада, что наконец-то появилась ясность в этом вопросе, – отвечаю я, стараясь казаться как можно менее удивленной.
Несколько месяцев Лили настаивала на том, что совсем не помнит свою встречу с Домохозяйкой. Она много рассказывала о том, как была рекой, но промежуток времени между тем, как она вышла из спальни и дошла до берега реки, всегда оставался загадкой. Она повторяла, что ее вовсе не интересует, как именно она стала рекой, главное в том, что она была рекой. Метод ее не заботил, и мы сочли, что она забыла эти детали, как забывают скучные части сна.
– Ну что ж, нам надо идти, – говорит она.
И мы выходим из дома.
Ритуал, который мы проводили несколько месяцев назад, казался нам в свое время очень величественным. Я вспоминаю белый атлас, свечи, факелы. Темноту. Разные аксессуары, которые нам пришлось делать самим, потому что Нуала отказалась продавать ингредиенты. Но я помню, что, несмотря на весь свой страх, у меня было такое чувство, что я готовлюсь к тому, чтобы опубликовать в Tumblr пост о колдовстве. Это было нечто «крутое», достойное запечатления в виде красивой картинки.
Но не настолько красиво, как сейчас.
Манон делает круг из соли, но не просто в виде кольца, как это делала Фиона. Это скорее походит на узорчатый лабиринт со звездой в центре. И делает она это с помощью кожаного мешочка, похожего на маленькую волынку.
– Что это?
– Колесо Гекаты, – отвечает Манон с улыбкой. – Хранительницы перекрестков.
– Привет, Мэйв, – обращается ко мне Рене. – Бон пассаж.
– А не «бон вояж»?
– Не сегодня, – он тоже улыбается, а затем его лицо становится серьезным.
Серьезным и добрым.
– Как ты?
– Нормально.
Аарон и Нуала расстилают огромную белую шелковую простыню. Ро точит ножи, которых я раньше не видела.
– Зачем тут ножи?
– Это же обратное заклинание, – поясняет Рене. – В прошлый раз вы ведь завязывали узлы, так?
Я киваю.
– Гениальная конструкция, надо отдать вам должное, – говорит он, теребя бороду. – Что ж, теперь нужно разорвать узлы, разрушить связи, отвязать себя от демона. Взять верх над ней, победить ее.
– Победить?
– Ну, да.
Моя растерянность, похоже, смущает его.
– Я думала, что мы… как бы… просто прогоняем, отпускаем ее.
Рене снова почесывает бороду, погружая кончики пальцев в темные волосы.
– Куда?
– Точно не знаю, – я неопределенно взмахиваю рукой. – В окружающую местность?
– Не уверен, сработает ли такой подход. Нам нужно положить конец ее власти. Сейчас уже не то время, когда можно просто заставить ее уйти прочь. Мы должны либо покончить с ней, либо заставить перейти в кого-то другого.
Он переводит взгляд
