— Дорогая, придется подождать некоторое время, — сказал он, повернув в сторону оранжереи. — Надо дождаться, когда Роман распорядится насчет кареты. А пока тебе следует немного передохнуть. Тебе удобно будет в оранжерее?
Изабель пожала плечами:
— В оранжерее, может быть, и удобно, но она заперта.
Маркус рассмеялся:
— Разве ты забыла о моих талантах, дорогая?
Изабель тоже засмеялась — впервые за весь вечер.
— Ах да, твои таланты!.. Кто бы мог подумать, что сын графа умеет вскрывать замки, точно взломщик.
Маркус криво усмехнулся:
— Эти свои способности я тщательно скрываю от моего строгого отца. Полагаю, он был бы не в восторге, если бы узнал о них.
Добравшись до оранжереи, они увидели лопату, лежавшую у двери. Садовый инструмент был окрашен свежей кровью, и к его режущему краю прилип клок жестких черных волос.
Изабель в ужасе вздрогнула, она вдруг подумала о том, что если бы не эта лопата, если бы ее здесь не было, тогда Боунс наверняка воспользовался бы своим ножом…
Отбросив лопату в сторону, Маркус сунул руку в карман и вытащил отмычки. Управившись с замком в считанные секунды, он отворил застекленную дверь, и они вошли.
В оранжерее их тотчас же окутало влажное тепло. Здесь было душновато. А в самом центре помещения стояли длинные столы, на которых лежали садовые инструменты и мешки с перегноем. Тут же были расставлены и цветочные горшки всех размеров.
Осмотревшись, Изабель подошла к скамье, на которой был приготовлен поднос с саженцами, возможно, в спешке забытый одним из садовников. Отодвинув поднос, она присела.
Маркус же спрятал отмычки в карман, потом прикрыл дверь и запер ее. После чего подошел к жене, уселся с ней рядом и обнял ее за плечи. Немного помолчав, он проговорил:
— Тут так жарко, а ты дрожишь…
— О, прошу прощения… Просто я вдруг подумала, что мог бы сделать этот ужасный человек…
— Тихо, дорогая. Успокойся! — Он еще крепче обнял ее. — Не думай об этом, пожалуйста. Поверь, теперь ты в безопасности. И не бойся негодяя, угрожавшего тебе. Клянусь, я непременно найду его и расправлюсь с ним. Ты веришь мне?
— Да, конечно, — прошептала Изабель. В объятиях Маркуса она действительно чувствовала себя в полной безопасности. Прижимаясь к его широкой груди, она слышала сильное и ровное биение его сердца и вдыхала чудесный запах, исходивший от него.
Тут Маркус поцеловал ее в лоб, и она, подняв голову, заглянула ему в лицо. Сейчас, в лунном свете, глаза его сверкали, и Изабель увидела в них именно то, что надеялась увидеть, — страсть и неистовое желание.
В следующее мгновение он взял ее лицо в ладони, и губы прижались к ее губам. Изабель замерла, она вдруг вспомнила о том, что Маркус, несмотря на всю свою страсть и нежность, продолжал настаивать на ее отъезде в Париж. И если так, то, может, ей не следует поддаваться искушению? Ведь если она сейчас уступит, боль разлуки потом станет еще сильнее…
Изабель заставляла себя отстраниться, отпрянуть, но руки ее как бы сами собой обвили шею мужа, и она тут же поняла, что сегодня вечером не сможет отвергнуть его ласки.
Поцелуй Маркуса был страстным, яростным… и в то же время необыкновенно нежным. И воспротивиться, не ответить на него Изабель была просто не в силах. Крепко прижимаясь к мужу, она чувствовала, что с каждым мгновением ее все сильнее к нему влечет — желание переполняло ее.
— О, Маркус! — выдохнула она, когда их поцелуй наконец прервался. — Маркус, ты сведешь меня с ума.
— Это ты, Изабель, довела меня до безумия и лишила рассудка, — прошептал он, покрывая поцелуями ее шею и плечи.
«Он отчаянно желает меня, — промелькнуло у нее. — Может быть, он сейчас попросит меня остаться, не уезжать…»
Тут руки Маркуса потянулись ей за спину, и он принялся расстегивать пуговички у нее на платье.
— Я должен увидеть тебя при лунном свете, Изабель, — проговорил он хриплым шепотом.
Изабель промолчала — не стала спорить. Маркус же, расстегнув последнюю пуговичку, принялся осторожно, чтобы не задеть царапины на ее обнаженных руках, спускать платье все ниже. Потом принялся за тонкую нижнюю сорочку, и вскоре и платье, и сорочка оказались у нее на талии, — и пред его пылающим взором предстали ее обнаженные груди.
Какое-то время Маркус любовался ею, затем, наклонившись, принялся покрывать поцелуями ее груди и легонько прикусывать соски. Из горла Изабель то и дело вырывались стоны, и временами ей казалось, что она вот-вот умрет от наслаждения. Соски ее набухли и отвердели, и она, ощутив влагу между ног, крепко вцепилась в плечи Маркуса. Потом руки ее скользнули ему под сюртук, и она принялась поглаживать его могучую мускулистую грудь, но тотчас же почувствовала, что ей этого мало, — хотелось прижаться грудью к его обнаженной груди.
Внезапно Маркус подхватил жену на руки и повернулся к длинным столам, стоявшим в центре оранжереи. Шагнув к ближайшему из них, он, удерживая Изабель одной рукой, отодвинул подальше цветочные рассады в пакетиках, затем опустил Изабель на край стола. Внезапно на пол свалился мешок с перегноем, который тут же лопнул. А один из горшков, с яркими оранжерейными цветами, покатился по столу и с глухим стуком упал на пол.
Но Изабель, казалось, ничего этого не замечала, и она совершенно не чувствовала стыда, только непреодолимое желание быть с мужчиной, прижимавшим ее сейчас к своей широкой груди.
Лежа на столе с раздвинутыми ногами, она видела, как Маркус склонился над ней… А затем он принялся целовать ее шею, плечи и груди. При этом его возбужденная плоть упиралась ей в живот — Изабель чувствовала это даже сквозь ткань его штанов и свои юбки.
Внезапно рука его заскользила по ее ногам, обтянутым шелковыми чулками. А затем пальцы Маркуса нащупапи самое чувствительное место меж ее ног. Изабель вскрикнула и застонала. И почти сразу же почувствовала, как муж стаскивает с нее чулок. Снова застонав, она сбросила свои туфельки, чтобы облегчить его задачу. А он тотчас же стащил с нее чулок, а затем и второй. И тут же задрал ее юбки и снял с нее панталончики, которые бросил на пол рядом с чулками.
«А почему же он сам не раздевается?» — промелькнуло у Изабель. Ей ужасно хотелось дотронуться до его обнаженного тела. Приподнявшись, она стащила с него сюртук, а затем и рубашку. Должно быть, Маркусу было очень жарко в оранжерее, она почувствовала, что рубашка его была вся влажная.
Отбрасывая в сторону свою рубашку, Маркус задел еще один цветочный горшок, который тотчас же свалился на пол. Но никто из них не обратил на это внимания — им обоим было не до того.
Обнаженная мускулистая грудь Маркуса, покрытая капельками пота, поблескивала в лунном свете, проникавшем в оранжерею сквозь стеклянные стены, и Изабель какое-то время любовалась им. Затем, протянув к мужу руки, она принялась поглаживать его плечи и грудь и тотчас же заметила, что штаны его стали еще больше топорщиться в области паха. Из горла Изабель вырвалось восторженное восклицание — да, она была в восторге от того, что смогла возбудить этого восхитительного мужчину.
