зря.
Один получил удар по почкам, другого он схватил за плечо, развернул к себе и врезал кулаком в лицо. Кажется, в боксе это называется джеб. Хотя какая разница.
«Что, и все? — Кир разочаровано взглянул на два поверженных тела. — Подумаешь, слегка погладил».
Он повернулся к женщине.
— Все хорошо?
Она несколько раз поспешно кивнула.
— Вы рядом живете? Вас проводить?
На этот раз она отрицательно покачала головой. И стала осторожно, по стене, отходить в сторону. Когда ей удалось отойти шагов на десять, бросилась бежать к дороге, где свет и люди — видимо, спаситель ей показался не менее страшным, чем обидчики.
Кир, хмурясь, смотрел ей вслед. Он вспомнил другую женщину, которая так же бежала от него.
Передернул плечами, оглянулся в поисках тех двоих. Хотелось еще их попинать, отвести душу. Но они успели благополучно отползти в темноту.
Неудачный выдался сегодня день.
А ведь так хорошо начинался. С яичницы с помидором и сосиской и чая с лимоном.
Кир поддел ногой ворох опавших листьев и пошел к дому.
***
Миланика.
Если медленно отвести взгляд от монитора и начать покусывать колпачок грошовой ручки, все подумают, что ты столкнулась с какой-то сложной проблемой. Может быть думаешь, что приготовить на ужин. А вовсе не пялишься на новенького.
Он пришел к нам совсем недавно, еще и месяца не прошло.
У него бледное лицо и тонкие, будто нарисованные губы. И еще смешная и трогательная челка, которая постоянно падает на глаза. И вот это движение руки, когда он отбрасывает ее.
А еще он такой стройный! Не худой, как Виталька из рекламного, а именно стройный. Есть в нем что-то инопланетное. Наверное, так и должны выглядеть принцы, правда?
И имя у него необычное, но мне ли говорить об имени? Миланика. Мила — Ника. Милая победа. Но нет никаких побед, совсем никаких. Даже от несчастных трех килограмм никак не могу избавиться — они грозятся скоро перейти в наступление и превратиться в четыре. А то и в пять.
Давно бы сменила имя, но оно нравится папе. Не хочу огорчать папу, у него и так много причин для разочарования.
Новенький общается только с Мишкой и этой клушей Катькой, которая закармливает всех своим печеньем. Я из принципа перестала есть этот калорийный ужас. Думаете, хоть кто-то обратил на это внимание? Правильно, Мишка обратил. Теперь он с чистой совестью забирает себе двойную порцию.
Однажды мы говорили с новеньким на кухне. Я видела, как он отправился за кофе и пошла следом.
Мне хотелось стоять рядом, пока он будет ждать свой напиток и вдыхать, надеюсь незаметно, его запах. Что-то вроде полыни и меда. Или вереска. Хотя я не знаю, как пахнет вереск.
— Привет! — сказала я.
— Доброе утро, — ответил он и пропустил меня вперед к кофеварке.
Вот и поговорили.
***
Он увидел ее в метро.
На самом деле ему хотелось есть и спать и все девушки на свете казались лишними. Но в этой что-то было. Может, поворот головы, может, легкий жест кистью. Вспомнилось, как одна девушка убегала от него, спасая свою жизнь.
Она или не она?
У той, первой, были длинные рыжие волосы, настолько спутанные, что их легче было отрезать, чем расчесать. А у этой короткие, до середины шеи. Отливают бронзой.
И еще он помнил глаза — прозрачный, золотисто-медовый янтарь. Оди единственный взгляд, который поставил точку в его жизни. С тех пор Кир ненавидел янтарь.
Вагон мерно покачивался. До конца ветки оставалось не так уж и много. Кир захотел узнать, где она живет.
Оказалось, совсем рядом, на следующей станции после его.
Кир замешкался, пропуская вперед семейство с двумя веселыми карапузами. Потом еще потерял время на платформе, не зная куда идти.
Он уже решил, что потерял рыжую, но все же решил на всякий случай подняться на поверхность.
Она стояла у самого выхода, не решаясь ступить под мелкий осенний дождь.
Он остановился рядом, посмотрел, как расплываются в лужах частые круги.
— Вас проводить? — спросил Кир почти незаинтересованно.
— У вас есть зонт? — не менее равнодушно отозвалась рыжая.
Кир стащил с себя куртку.
— Вы замерзнете.
— Вы далеко живете?
— Нет.
— Тогда не замерзну.
Он поднял куртку над головой рыжей, и они почти побежали по мокрой осенней дороге.
Кир проводил ее до подъезда. Она набрала код на электронном замке и открыла дверь.
— Спасибо, — сказала она.
— Может быть проводить вас до квартиры?
— Думаю, не стоит. В лифте вряд ли будет дождь.
И рыжая скрылась за дверью.
Кир надел куртку и передернул плечами, потому что все-таки успел замерзнуть и намокнуть.
Так она или не она?
Буквально в ста шагах от подъезда был цветочный магазин. Кир купил розу янтарного цвета, с пурпурной каймой, старясь изо всех сил не переводить ее цену в картошку и макароны.
Код на двери он запомнил, — когда набираешь цифры, вначале идет номер квартиры, потом все остальное. Он поднялся на четвертый этаж и пристроил розу на дверную ручку. Лепестки были бархатные и нежные, совсем как губы той.
***
Во дворе его чуть не сбил светло-серый BMW. Окно поехало вниз.
— Какого хрена ты здесь делаешь? — зло спросил Субботин.
— Живу я здесь, — огрызнулся Кир.
Кажется, его роза сейчас будет крайне неуместна. Крайне.
Вот черт.
С поклонением прекрасной даме у Кира всегда были проблемы. Он никак не мог найти ту, которой действительно стоило бы поклоняться. И посвящать стихи.
Однажды увидел на кухне девушку. Голубоглазую, тоненькую, как веточка, с льняными волосами, убранными под платок.
Мое небо
Печаль моя
Легкий ветер, зовущий к счастью.
Твои губы крылом мотылька
Чуть коснутся во сне
Нечаянно.
Граф де Шемпле, узнав об этом, объяснил своему оруженосцу, что прекрасные дамы бывают только благородного происхождения. А служанки годятся для совершенно другой любви. Скоро Кир смог убедиться в этом, невовремя сунувшись в кладовую возле кухни.
С тех пор ему стало абсолютно все равно. На турнирах оруженосцев он посвящал свои победы кому попало. Не было никакой разницы, чья рука возложит на него скромный венок.
Уве этого не понимал. Преисполненный восхищения, он пытался воспеть в силу своих способностей Лириту, воспитанницу графа.
На самом деле она была дочерью троюродной сестры графини. И какое-то время предполагалось, что граф отдаст ее за Кира. Но вскоре нашлась более подходящая партия, и Лирита покинула замок. Кира это нисколько не огорчило. Он даже сам себе удивился.
Зато Уве еще целую неделю вздыхал по «губам твоим, цвета вишневой зари, волосам,
