такая же красивая.
И еще долгая, долгая, долгая счастливая жизнь.
Но тут Федор женился. Не на ней.
На деревенской девке, белотелой Глашке.
Елена выпросила, вымолила последнее свидание. У реки, под старой ивой.
— Как бы я взял тебя в жены? — искренне удивился сын кузнеца. — С тобой же нельзя в церкви венчаться. А обманывать Глафиру, путаясь на стороне, я не стану. Не по-божески это.
Сильный был Федор. Из любой стремнины мог выплыть. А вот из тихой заводи у старой ивы так и не выбрался — связывающее заклинание не дало.
Елена забралась на кровать, завернулась в одеяло, свернулась клубочком. Старалась всхлипывать тихо, чтобы там, внизу, не услышали.
Откуда-то явился слезник, сунул голову ей под руку. Завозился, заворочался. Она погладила белую шерстку, больше похожую на лебяжий пух.
— Откуда только взялся этот Охотник? Отродясь их здесь не было. И тебе шкурку подпалил. Вот за что? Я же не делала ничего плохого. Совсем ничего.
***
Диван был старый, со скрипучими пружинами. Завернувшись в одеяло, Кир старался не шевелиться, чтобы не потревожить Михаила в соседней комнате.
Прямо напротив было окно — слава всевышнему, шторы никто не закрывал. За стеклом под осенним ветром метались ветки деревьев, почти лишенные листьев. Слышно, как вдалеке едут машины, иногда по потолку пробегал отсвет фар. Было тепло и уютно — гораздо уютнее, чем в его пустой квартире. Кир тихо вздохнул и закрыл глаза.
… Он родился пятым ребенком у барона де Виет. И четвертым сыном. Никому не нужным. На него не возлагали надежд.
Пока была жива мать, возможно, его даже любили. Но она умерла через два года, подарив миру сестренку Климентину.
Отцу младший сын был неинтересен, он предпочитал заниматься со старшими. Поэтому, едва Киру исполнилось семь лет, его отдали в пажи к графу де Шемпле.
— Отец, я боюсь, — прошептал мальчик, пока они с бароном ждали графа в полутемном зале, — можно вернуться домой?
— Ты должен быть смелым и сильным, как твои братья, — довольно прохладно ответил отец.
Потом все же растрепал непослушные темные волосы сына и поцеловал в макушку. И вот таким, растрепанным и испуганным, в первый раз его увидел господин граф.
Уво, сын безземельного рыцаря, стал ему, наверное, другом. Особой уверенности у Кира не было. Во всяком случае они спали в одной комнате, учились вместе, играли вместе. И наказывали их за шалости тоже вместе, но по-разному.
Уво обычно перепадала порка.
Баронского сына, хоть и четвертого, пороть никто не собирался. Его запирали на ночь в темнице.
— Не обидно, что с тобой так? — спросил Кир друга.
— Вот уж нет! — весело отозвался Уво. — Уж лучше несколько минут потерпеть, чем сидеть всю ночь в темноте с крысами.
В темнице было действительно страшно. Страшно и холодно. Но его учитель, бывший Охотник, приходил к нему.
Не приносил ни еды, ни теплого одеяла. Просто садился по ту сторону решетки и всю ночь был рядом. Рассказывал о ведьмах и драконах, о том, чего боятся оборотни и как поладить с обычным домовым.
В итоге к четырнадцати годам Кир знал много. Пожалуй, даже гораздо больше того, что ему следовало знать.
В четырнадцать, как и положено, он стал оруженосцем графа.
А старый Охотник исчез. Кир до сих пор надеялся, что тот просто ушел, не попрощавшись. И что сиятельный граф де Шемпле не имеет к этому никакого отношения.
***
Под конец рабочего дня Субботин вызвал Кира к себе.
— Возьмешь пакет, — приказал шеф, — отвезешь на Юго-Западную. Академия народного хозяйства. У проходной отдашь женщине в красном пальто. Ровно в восемь вечера.
Понятно, пришло время платить проценты. Те самые непонятные услуги.
Кир взял пакет — самый обычный, черный, непрозрачный.
— Он шуршит.
— Да хоть тикает — тебя это не касается. Ясно?
Нужно отказаться. Прямо сейчас. Ну что с ним шеф сделает? Да ничего, даже не уволит. А если и уволит, подумаешь, какая потеря.
— Ясно, — Кир забрал пакет и пошел на свое рабочее место.
Когда выбрался из метро, ветер вовсю гулял над землей.
«Еще немного потерпеть, и буду дома».
Он зашагал в сторону Синего Зуба. Двадцатидвухэтажное заброшенное здание. Днем зеркально-голубое, сейчас оно высилось слепой, темной громадиной. И до него было далеко, и все время в горку.
Наконец Кир добрался до проходной, там было более-менее светло. Были люди. И среди них женщина в красном пальто и с недовольно поджатыми губами.
— Сколько можно ждать! — возмутилась она.
Кир не опоздал — он пришел на пару минут раньше назначенного времени. Но возражать не стал, молча отдал пакет. Все, теперь можно идти домой. Хотелось горячего чаю.
До автобусной остановки было еще дальше, чем до метро. Но на метро пришлось бы ехать час, а на автобусе всего двадцать минут.
Звезд на небе не было, их сожрали тучи.
Кир поднял воротник куртки и поглубже засунул руки в карманы. Нужно покупать шапку и перчатки. И свитер хорошо бы. И большой кусок жирной свинины, чтобы пожарить и съесть. Что там сегодня на ужин? Тушеная капуста, кажется. Ладно, сойдет, главное разогреть посильнее. А потом спать.
Автобусов не было. Вообще. Даже тех, которые не нужны.
Прождав четверть часа, он уже решил, что на метро было бы ничуть не хуже. И главное, в тепле. Но теперь поздно было что-то менять.
Наконец появился вожделенный семьсот пятьдесят второй автобус. Чудо чудесное, в нем даже были свободные места.
… Автобус качнуло на повороте. Кир вздрогнул и открыл глаза, — за окном было совсем не то, что он ожидал увидеть. Свою остановку он проспал и плюс еще две следующие. Он чуть не взвыл от досады. Пнул ни в чем не повинное сидение и выскочил на улицу. Ветер, кажется, стал еще сильнее.
Ладно, если идти дворами можно срезать путь.
Эти пятиэтажки были готовы под снос. На подъездах замки, на первых этажах окна закрыты железом, остальные выбиты. За углом кто-то копошился. Мало ли. Бомжи пытаются пролезть внутрь на ночлег.
Кир уже прошел мимо, когда послышался слабый женский вскрик, сразу заглохший. Будто кто-то ладонью зажал рот.
Вполне возможно, что там просто хорошо проводят время, причем по обоюдному согласию. Можно совершенно спокойно идти своей дорогой. И совесть не будет мучить.
Хотя…
Он свернул за дом. Три фигуры, довольно плохо различимые в темноте. Женщина прижата к стене.
Разбираться в происходящем не было никакого желания — зато была огромная потребность выместить на ком-нибудь дурное настроение.
Кир приблизился. На него не обратили внимания. Ну и
