сочетание условных знаков судьбы.
— Дай швырну! — крикнул Олегарио, хватая за руку друга, который уже взял кости, чтобы разыграть второго мула из купленных на побережье.
— Почему это ты? — вырвался Иларио, сжимая кости в кулаке и сопротивляясь натиску. — Ты мне руку сперва разожми.
— Тебя женщина любит, тебе нельзя, а у меня никого нету. Она тебя ждет. Если ты ее любишь, дай мне кости… — Погонщики никогда не называли по имени женщину, к которой относились серьезно. Назовешь имя — и как бы овладеешь чужой возлюбленной. Зато о тех, с кем они просто спали, они говорили без умолчаний.
— Дай кости, уважь ты меня, мула потеряешь…
— Отстань!
— Не отстану.
— Я выиграю!
— Проиграешь! Жалко обоих терять. Давай брошу; ну не ради твоей, так ради Мигелиты!
Услышав имя девицы, созданной его воображением и ставшей для него такой же реальностью, как и живые люди, Иларио выпустил кости из потного кулака, и пальцы у него задрожали.
— А с ним играть то же самое? — спросил испанец Касуалидон, навалившись на Культю с того бока, где не было руки. — Он мула отдаст?
— А то как же… — отвечал Порфирио, охваченный диким страхом. Он был силен и смел, в драке держался до последнего и бил наповал, но игры не любил и боялся. Не с кем схватиться толком, некого побороть. Удача — пустое дело, ею балуются те, кому не по плечу труд, который из врага становится другом. Жить надо, они и швыряют кости, и ловчат при этом.
— Конечно, отдаст, — сказал Культя. — Что в лоб, что по лбу. Дед мой, чтобы гамак не прохудился, спал в трех гамаках по очереди.
— Бросаю! — крикнул Олегарио, но костей не бросил, сдвинул шляпу и с неудовольствием воззрился на огромного лысого петуха. Теперь дело ясное! Boт почему им не везет… — Петуха бы убрать… — сказал он. — Нехорошая птица… Выкиньте-ка его!… Мы тут гибнем, а эта дрянь ошивается!
— Оставь петуха, — ответил Культя Мельгар, — ничего он тебе не сделал.
— Не везет мне из-за него! Если ты с ним в сговоре, так и скажи, я играть не буду и его не трону. Что я, дурак, против двоих переть? И кости твои, и петух еще… Знал бы, своего бы принес.
— У себя распоряжайся, а тут не заводись! Ты погонщик, ну и гони сюда беса, а петуха не тронь!
— Дерьмо ты собачье…
— От дерьма слышу!
— Тьфу, мерзость! Даже страх берет. Не вышвырнешь его на двор — не буду играть. Не могу я при нем!
— А чего такого?
— Да он тебе ворожит!
— Заткнись ты, давай играть!
— При петухе не буду!
— И верно! — воскликнул Иларио. — Без этой щипаной твари нам бы повезло!
— Объясни ты ему, Сикамбра! — взмолился Культя, скаля клыки — других зубов у него не было.
Испанец Касуалидон, не любивший своего прозвища, попытался унять страсти, объяснив, что петуха выбросить нельзя, так как он предупреждает о приближении отряда.
— Ну и что? — не унимался Олегарио. — Одно дело — отряд, другое — петух. Нет уж, я погонщик, так мулов и погоняю, а не птицу, и хлыстом, а не тыквой по голове.
Скаля прокуренные гадючьи клыки. Культя Мельгар объяснил подробней:
— Земля у нас мягкая, а сегодня и дождь, коней не услыхать. Идут они, как по ковру. Нападут — не заметишь.
— А петух что, караулит? — ехидно спросил Олегарио.
— Кости положи…
— Еще чего! Играть я и сам хочу, вы у нас мула оттягали, надо его выручить.
Однако Мельгар своего добился, Олегарио кости положил, когда Культя с Касуалидоном ему пообещали, что играть они будут, пока оба мула не окажутся в одних руках.
Но только он положил кости, Мельгар незаметно смахнул их культей на пол; и, только они упали, петух подскочил к ним и проглотил.
— И как вы его обучили? — взъярился Порфирио, которому все это казалось дьявольскими кознями.
— Как обучил?! — рассмеялся Культя. — Голодом морю, вот он и думает, что это ему зерно сыплют.
Объяснение было разумное, да и петуха зауважали — как-никак помощник. Хоть и тощ не в меру, а полезен: и еды не ест, и караулит, и сообщит вовремя, что бесшумно приближается вредоносный отряд, только и мечтая пристрелить их. А все же, решили погонщики, играть при птице опасно. Пришлось ее выбросить. Дон Касуалидон положил на стол другие кости, и Олегарио с Культей встали друг против друга. Олегарио быстро отыграл первого мула и выиграл еще двух. Теперь Культя просил и молил: «Хватит!» В конце концов он даже выкинул кости, но и это ему не помогло. Везет так везет, а не везет — пиши пропало.
Бог пожелает — солнце в дождь сияет, как в тот день, впрочем, и было.
— Ну, братцы, задали вы мне страху! В глотке пересохло, — говорил Порфирио. — И главное, мулы только что куплены, плачено втридорога, а он, гадюка, одного у нас выиграл!
— Все Иларио, тоже игроком заделался! — ехидно приговаривал Олегарио то ли в насмешку, то ли со зла.
— Ха-ха-ха! — заливался Иларио. — Ха-ха-ха, петух его одолел, петуха испугался!
— Теперь ты ржешь, а не осени меня тогда, топали бы мы пешком. Мы бы и коней проиграли, чего мелочиться — где два, там и пять!
— Хотели с этим петухом нас обжулить. Да, истинно говорят, — перебил его Порфирио, — бог шельму метит.
— Иларио нашему пить, а не кости кидать, — продолжал Олегарио. — Выпьет он, высосет бутылочку и давай стихи чесать. Он их столько знает, кого хочешь с ума сведет… Нет, это я зря, если б не его стихи, он бы мне кости не отдал. Ему сказки-то важней яви, он у нас пуэт. Не сообрази я помянуть Мигелиту, голыми бы ушли.
— Ха-ха-ха… — не унимался Иларио. — Петух его спугнул, Мигелита выручила! Ах ты, культя гадючья! Ах ты, свинья!
— Ладно, ладно, теперь ты его обзывай! Тоже мне игрок нашелся!…
— Сами сказали, я поэт. Увижу мула — тянет меня в путь… Увижу святого — стану я добрым и молюсь, хоть бы у него и были такие глаза, как им теперь
