— Время поджимает. Мы и в Эдинбурге не задержимся, а почти сразу поедем в Лондон, читая лекции по пути. Я нужен в «Миссии». Поэтому уже организовал возвращение в Квибу двадцать первого.
— Святые небеса, это раньше, чем мы ожидали, — всего через две недели, даже меньше. А мне так хотелось что-то сделать для тебя здесь.
В глубине сознания у Мори уже зрела идея, как отметить свой отъезд из Шванзее. Он хотел наделать много шума. Никаких тайных побегов, крадучись и на цыпочках, он гордо промарширует под развернутыми знаменами. И теперь, в стрессовой ситуации, эта идея обрела определенность: он устроит прощальный вечер, представит своим друзьям Уилли, объявит о своих планах, после чего Уилли выступит с соответствующей речью — да, это лишь усилит сенсацию.
— Так ты говоришь, что должен прочесть несколько лекций?
— Это так говорится, «лекция», — улыбнулся Уилли, — а на самом деле я просто рассказываю о «Миссии», главным образом как все начиналось, демонстрируя цветные слайды. Делаю это только для того, чтобы собрать немного денег.
— В таком случае, — тепло подхватил Мори, — почему бы тебе не собрать их здесь? Прочти лекцию завтра в моем доме. Могу обещать тебе существенную отдачу.
— Я не возражаю, — сказал Уилли, задумавшись на секунду. — Оратор из меня никакой. По крайней мере, я постараюсь быть кратким.
— Хорошо, значит, решено.
Они миновали Лахен, оставался последний перегон, но ослепительный горный вид, представший их взорам, не вызвал никаких комментариев у священника. Зато Мори с каждой секундой все больше убеждался, что его спутник, забившись в угол, страдает от нового приступа озноба, несмотря на то что в салоне было чрезмерно тепло. Бросив на мгновение следить за дорогой, Мори повернулся и перехватил виноватый взгляд чересчур блестящих глаз.
— Не обращайте на меня внимания, — сказал Уилли. — Я еще в самолете почувствовал, что накатывает. Всего лишь небольшой приступ лихорадки.
Скосив глаза на дорогу, Мори протянул руку и нащупал костлявые пальцы Уилли. Они были сухие и горячие.
— Святые небеса, да у тебя температура. Как приедем, сразу ляжешь в постель.
Воспользовавшись передышкой в приступе, Уилли улыбнулся.
— Если бы я ложился каждый раз, когда у меня поднимается температура, то я вообще не вылезал бы из постели.
— Что у тебя? — спросил Мори, помолчав немного. — Малярия?
— Может быть, и малярия. Но у меня внутри засело столько всякой заразы — амебы, кокки, трипаносомы и другие, — что ничего не известно.
— Неужели действительно трипаносомы?
— Ну да, так что у меня была сонная болезнь. Вот тогда я по-настоящему отоспался.
— Остановимся у аптеки, купим тебе хотя бы хинина.
— Спасибо, Дэвид, вы добрый друг. Однако я так долго сидел на хининовой диете, что он перестал действовать. Я иногда принимаю акрихин и палудрин, хотя на самом деле лучше оставить эту заразу в покое, она сама разберется между собой. Если ничего не принимать, различные штаммы начинают противоборство и отправляют друг друга в нокаут.
Боже правый, подумал Мори, хмуро глядя на дорогу, да этот человек — герой или святой; если нет, то, значит, он немного не в себе.
К этому времени они добрались до Шванзее, и, повернув у озера на холм, на извилистую аллею из акаций, Мори подкатил к своему дому. С крыльца быстро сбежала Кэти — она больше часа ждала, не послышится ли шум мотора.
Глядя на встречу дяди и племянницы, Мори почувствовал укол ревности, столько любви было в этих двух родных людях. Но он повел себя как мужчина, тут же отмел недостойное чувство — Кэти, как он хорошо знал, принадлежала только ему. Он многозначительно ей улыбнулся.
— Покажи Уилли его комнату, дорогая. Уверен, вам многое нужно сказать друг другу.
Умывшись и восстановив силы рюмкой сухого хереса «Амонтильядо», он отправился в библиотеку, чтобы подождать Кэти. Она не спешила спускаться, и хотя он занят себя составлением списка людей, которых намеревался пригласить на лекцию, — Артуро обзвонит их позже, — но все равно начал беспокоиться, когда дверь распахнулась и на пороге появилась Кэти, с разгоряченными щеками, и полетела к нему в объятия, как голубка, вернувшаяся домой.
— Я все объяснила. Дядя Уилли сейчас спустится поговорить с тобой, поэтому я не останусь. Думаю, все в порядке. Уверена, ты ему нравишься… И знаешь, дорогой Дэвид, я снова счастлива.
Когда она ушла, он принялся ждать с легким опасением, сознавая, что ему, наверное, придется ответить на многие вопросы. Но когда пришел Уилли, его лицо, излучавшее терпение и доброту, вовсе не было грозным. Сутулый, с безвольно повисшими руками, худой, с тонкой и сухой, как пергамент, кожей, под которой перекатывались кости. Он посмотрел на Мори исподлобья яркими блестящими глазами, в которых сквозило смущение из-за обострившегося тика.
— Кэти мне рассказала, — произнес он. — Мне порадоваться бы за нас за всех. Вы ей нужны. Вы нужны мне. Но… — Он смешался. — Вы на самом деле хотите поехать? Думаю, вам следует хорошенько подумать, прежде чем на что-то решиться.
Мори, надеявшийся на теплую реакцию, возможно даже на поздравления, уставился на Уилли в разочаровании и растерянности.
— Я все обдумал. И я действительно хочу поехать. Конечно… — он потупился, — у тебя есть весомая причина не доверять мне.
— Нет-нет, дело не в этом, Дэвид. Просто я чувствую, что вы сильно привязаны к своему образу жизни. Возможно, эта жизнь позовет вас обратно, несмотря на все ваши старания, и вам не удастся окончательно порвать с ней.
— Ты неверно обо мне судишь, — запротестовал Мори, искренне негодуя. — Моя жизнь, моя прежняя жизнь стала для меня отвратительной. Уже давно, еще до того, как увидел Кэти, я чувствовал, какой пустой и банальной она была — бесполезное существование. Теперь я знаю, что совсем не обязательно быть рабом прошлого, я могу делать то, что хочу. Я намерен построить новую, счастливую жизнь.
— Счастливая жизнь, — повторил Уилли, словно задумавшись над словами. — Когда вы говорите это, вы не думаете только о себе? Такая жизнь не вяжется с нашей работой. Счастье нельзя считать самоцелью — его обретают только при полном отсутствии заботы о самом себе. Если вы поедете с нами, от вас потребуется выполнять многое из того, что нельзя назвать приятным или радостным.
— Я сознаю это, — сказал Мори обиженно, однако не без достоинства. — Но рядом со мной будет Кэти, да и ты поможешь. Я уверен, что сумею заслужить доверие. По крайней мере, попытаюсь.
Наступила тишина, во время которой Уилли внимательно всматривался в Мори. Взгляд священника был простодушен, но в его глубине скрывался какой-то вопрос. Наконец он улыбнулся и протянул руку.
— Я верю вам, — сказал он с неожиданной веселостью. — Если вам все удастся, поверьте, награда превысит все ваши ожидания. Я твердо уверен, Дэвид, что тот, кому дарованы таланты вроде ваших, должен посвятить их служению другим людям. И тогда он достигнет высшей цели человеческого существования. В противном случае его поглотят несчастья и рано или поздно настигнет ужасная кара. Поэтому я радуюсь не столько за себя, сколько за вас, что вы приняли такое решение. Значит, все улажено. И теперь я могу сказать вам, как много значит для меня ваша помощь. Вы и Кэти, врач и медсестра, команда из мужа и жены — да это дар от самого Господа.
