Я бродила по вымощенным камнем дорожкам, улыбалась прохожим, которые тоже наслаждались прогулкой по садам, и частенько задавалась вопросами: откуда они приехали? Что привело их сюда? Почему в данный момент жизни они оказались именно здесь? Какова их история? Они когда-нибудь любили? Была ли их любовь всепоглощающей? Вдруг кто-то из них тоже был вынужден уйти?
— Стручок.
От прозвучавшего слова у меня сдавило грудь. А этот голос…
Я обернулась, и сердце мое замерло при виде стоящей передо мной Мари. Мне хотелось подойти ближе, но ноги не слушались. Тело словно окаменело. Я застыла на месте. Мари тоже не двигалась.
— Я… — начала она, и ее голос дрогнул. Крепко прижав к груди большой конверт, она попыталась еще раз: — Он сказал мне, что ты будешь здесь. Он сказал, что ты приходишь сюда каждый день. Я просто не знала точно, в котором часу.
Я не могла произнести ни слова.
Глаза Мари наполнились слезами, но она изо всех сил старалась сдерживать их.
— Прости меня, Люси. Прости за то, что заблуждалась. Прости за то, что я пошла у них на поводу. Прости за то, что оттолкнула тебя. Хочу, чтобы ты знала: я ушла от Паркера. Прошлой ночью мы лежали с ним в постели. Его руки крепко обнимали меня. Он прижимал меня к себе, но мне казалось, что я теряю себя. Каждый раз, когда он говорил, что любит меня, я чувствовала, как становлюсь все меньше и меньше похожей на себя. Я была настолько слепа к правде, что из-за страха остаться одной бросилась в объятия мужчины, который не заслуживает меня. Мне так хотелось чувствовать себя любимой, что я не обращала внимания на то, испытываю ли сама ответную любовь. Потом еще и оттолкнула тебя. В моей жизни ты была единственным верным человеком. Невероятно, как я могла причинить тебе такую боль. Ты моя лучшая подруга, Люси, ты — мое сердце, и мне очень жаль… прости меня…
Больше она не успела ничего сказать, потому что я бросилась к ней, крепко обняла и притянула к себе. Уткнувшись мне в плечо, Мари всхлипнула, но я лишь сильнее обняла ее.
— Мне так жаль, Люси. Прости меня.
— Ш-ш-ш, — прошептала я, крепко сжимая ее в своих объятиях. — Ты даже не представляешь, как я рада видеть тебя, Горошинка.
Она облегченно выдохнула, и я почувствовала, как напряжение покинуло ее тело.
— Ты не представляешь, как я рада видеть тебя, Стручок.
Немного успокоившись, мы подошли к одному из мостиков, которых в этих садах было не счесть, и, скрестив ноги, сели. Мари протянула мне конверт, пожав при этом плечами.
— Он велел передать тебе это и не выпускать с территории сада до тех пор, пока не будет прочитана последняя страница.
— Что это?
— Не знаю, — ответила она, поднимаясь на ноги. — Но мне было поручено предоставить тебе время, чтобы ты смогла прочесть это. Я пойду, поброжу по окрестностям. Когда закончишь читать, встретимся здесь же.
— Ладно. Звучит неплохо.
Я вскрыла конверт и обнаружила в нем рукопись, озаглавленную «История Г.М. Рассела». Я тяжело вздохнула — это его автобиография.
— А, и… Люси? — крикнула Мари, вынуждая меня обернуться и посмотреть в ее сторону. — Я ошибалась насчет него. Он любит тебя так, что дух захватывает. И то, как ты любишь его, — это потрясающе. Если мне когда-нибудь посчастливится почувствовать хотя бы четверть того, что чувствуете друг к другу вы двое, я умру счастливой.
Когда Мари ушла, я сделала глубокий вдох и начала читать первую главу.
Повествование шло плавно от главы к главе. Ни одной пустой фразы. Ни одного лишнего слова.
Я читала роман о мальчике, который превратился в монстра, но постепенно снова научился любить.
А потом я дошла до последней главы.
Свадьба
Он стоял с потными ладонями, пока его сестра Карла поправляла на нем галстук. Он и не подозревал, что будет так нервничать перед принятием самого правильного, самого лучшего решения в своей жизни. Ни за что в жизни он не предположил бы, что влюбится в нее.
В женщину, которая живет чувствами.
В женщину, которая показала ему, что значит жить, дышать, любить.
В женщину, ставшую его силой в самые тяжелые дни.
Сколько романтики было в том, как она двигалась по жизни, танцуя, кружась, смеясь и совершенно не считая себя нелепой и смешной.
Сколько искренности было в том, как она смотрела в глаза, как она улыбалась.
Эти глаза.
О, он готов смотреть в эти глаза всю оставшуюся жизнь.
Эти губы.
О, он готов целовать их до конца своих дней.
— Ты счастлив? — спросила Мэри, его мать, глядя в горящие от волнения глаза Грэма.
Впервые за долгое время он не сомневался в ответе:
— Да.
— Значит, ты готов? — спросила она.
— Да.
Мэри взяла его за одну руку, Карла — за другую.
— Тогда идем за твоей невестой.
Он стоял в конце прохода, ожидая, когда к нему присоединится его навечно избранная. Но сначала… дочь!
Тэлон шла по проходу, разбрасывая лепестки роз и радостно кружась в своем очаровательном белом платье. Его ангел. Его свет. Его спасение. Дойдя до конца, она подбежала к отцу и крепко обняла его. Он поднял ее на руки, и они вдвоем стали ждать. Они ждали, когда к ним подойдет она . Ждали, когда ее взгляд встретится с их взглядами. Когда это наконец-то произошло, у Грэма перехватило дыхание.
Она была прекрасна, хотя в этом не было ничего удивительного. Все в ней вызывало восхищение: искренность, доброта, верность. При виде нее, идущей к нему, к их новой жизни, в душе у Грэма все перевернулось. В этот миг он пообещал ей всего себя, до последней трещинки на своем сердце — в конце концов, именно через них сумел пробиться свет.
Встав рядом, они переплели пальцы — соединенные руки сделали их единым целым. Когда пришло время, губы Грэма сами приоткрылись, и он произнес слова, которые мечтал произнести:
— Я, Грэхем Майкл Рассел, беру тебя, Люсиль Хоуп Палмер, в жены. Я вручаю в твои руки все: мое изломанное прошлое, мое израненное настоящее и все будущее целиком. Я принадлежу тебе больше, чем самому себе. Ты мой свет, моя любовь, моя судьба. Воздух надо мной, землю подо мной, огонь во мне, воду вокруг меня и всю свою душу без остатка я отдаю тебе. Всего себя я вручаю в твои руки.
А потом… Это можно выразить всего одним клише, вмещающим в себя всю жизнь.
И жили они долго и счастливо.
Конец
* * *
