— Какое? — то ли подыграл ей Лёха, то ли действительно проникся ситуацией.
Она замолкла, а мы зависли в ожидании. Мне даже любопытно стало, что может прийти в голову моей младшенькой.
— Я ещё не придумала, — расстроилась Таська. — Но обязательно придумаю!
— Твоё право, — Лёшка сказал это так, словно только что заключил сделку с дьяволом, из-за чего я не выдержала и засмеялась:
— Только не включай ей “Кавказскую пленницу” в ближайшее время!
***
Домой мы приехали очень поздно. Тася даже успела вырубиться по дороге, а возможно, просто притворялась, потому что, клянусь, меня не покидало ощущение, что она улыбалась сквозь сон, когда Лёшка на руках поднимал её на нужный этаж.
Всё правильно: мать на руках носили, старшую тоже, а Таисию — нет. Ну непорядок же!
Мы с Женей шли за ними следом притихшие и уставшие. Я до сих пор осмысливала свой не самый простой разговор с родителями. Самым страшным было признаться им в том, что все эти годы я осознанно водила всех за нос. Забавно, но факт беременной в третий раз дочери шокировал их меньше, чем новость о том, что все три раза случились от друга детства.
Невольно задумалась о том, что умею неплохо врать, поскольку за пятнадцать лет никто из них не заподозрил, что Женька и Тася явились плодами отнюдь не случайных моих романов.
— Мы же к нему как к сыну относились, — беспомощно разводила руками мама.
— Это мы, а то она… видать, совсем не как “к сыну”, — качал головой отец.
— К счастью, знаете ли, — пыталась отшутиться я. — Это было бы уже совсем извращение, чтобы я к нему ещё и как “к сыну”…
Мое чувство юмора не оценили, одарив тяжёлым взглядом. Ну да, шутки про инцест в нашей семье вряд ли могли котироваться в качестве достойных изречений из уст кандидата наук. Мама уже натурально хваталась за голову, не понимая, что от современных студентов можно нахвататься ещё и не такого.
Пока я выясняла отношения с родителями, Орлов и компания (обе дочери плюс Ибрагим) сидели в комнате и увлечённо играли в “Гестапо”, где пыткам, конечно же, подвергался новоявленный папаша — у девочек накопилось слишком много вопросов к нему. Уверена, что по окончании всех пыток они знали о нём в разы больше, чем я: вплоть до того, на каком боку он спит и каков размер его банковского счёта. В тот вечер даже пекинес выходил из комнаты задумчивым и прифигевшим от количества полученной информации.
А потом было самое изощрённое наказание под названием “Семейный ужин”. Папа с мамой держались молодцом, всеми силами стараясь не выдавать степень своего возмущения, но тут я не тешила себя пустыми надеждами, понимая, что все это было только ради внучек, а не меня или Орлова. Борис Игнатьевич вообще старался лишний раз на Лёшку не смотреть, иначе его челюсть начинала скрежетать сама собой. Инесса Робертовна демонстрировала своё негодование более утончённым способом: подав на ужин рыбу (которую с детства ненавидел Лёшка), запечённую с апельсинами (на которые была стойкая аллергия уже у меня). Ну и позже, когда пили чай, десертные булочки достались только господину профессору и девчонкам, мы же с Орловым оказались в стане неугодных.
На прощание меня всё же поцеловали в лоб, не забыв перед этим тяжко вздохнуть. А вот Лёшке никто руку пожимать не стал, и, судя по его смущённому виду, он действительно проникся чувством вины.
Из гостей ехали в молчании.
Уже дома, когда все разбрелись по комнатам, я поняла, что не имею никакого представления о том, что делать дальше. Таисия продолжала изображать из себя спящий полутруп, явно довольная тем, сколько внимания было уделено её царской персоне. Я помогла ей переодеться в пижаму, а Лёшка уже сам вызвался уложить её спать. Сначала я хотела возразить, что в восемь лет дети сами умеют замечательно засыпать, но потом отбросила эту мысль. Пусть, что ли, наиграются уже в свои дочки-папочки. Женя лишь закатила на это глаза и чуть ли не с порога уткнулась в свой телефон. Не удивлюсь, если завтра половина района будет в курсе нашей семейной Санта-Барбары. А может быть, я зря ропщу на ребёнка, и ей просто нужно отвлечься после всех событий минувшего дня.
Для себя я нашла не менее увлекательную миссию. Когда Орлов таки усыпил малолетнего дракона и заглянул ко мне в спальню, то обнаружил, как я остервенело стягиваю с кровати простыни, ликвидируя все следы минувшей ночи.
— Сжечь не забудь, — посоветовал он, опираясь спиной о стену.
— Только если вместе с тобой, — без особой злобы отозвалась я.
Не обиделся. Даже хохотнул, негромко, но как-то так… по-родному, что ли, отчего у меня по позвоночнику пошли мурашки.
— Я забираю свои слова обратно — у тебя с годами всё-таки прорезалось чувство юмора.
— А кто сказал, что я шучу? — одарив его выразительным взглядом, я подняла с пола постельное бельё и с гордым видом отправилась в ванную, мысленно поражаясь тому, каким разнообразным становится содержимое моей стиральной машинки.
По возвращении обратно в спальню обнаружила занимательную картину: Лёшка, высунув кончик языка и закатав рукава рубашки, старательно застилал постель. Откуда он узнал, где лежит свежий комплект, уточнять не стала, уверенная в том, что ответ мне не понравится.
Устало рухнув в кресло и скрестив ноги, я мрачно созерцала шоу под названием "Алексей Игоревич Орлов и пододеяльник". Невольно увлеклась, уж слишком сильно это зрелище походило на триллер, в котором подлый предмет постельного белья грозил свести с ума одного конкретного нефтяника: если с наволочками и простынёй Лёшка справился вполне сносно, то неправильно вставить одеяло в пододеяльник он умудрился… три раза. На четвёртый раз я не выдержала и засмеялась в голос. Лёха, не сумев пережить такого позора, не придумал ничего лучше, чем мстительно запульнуть в меня подушкой, но промахнулся и снёс торшер за моей спиной. К слову торшер был мой любимый, поэтому остаться равнодушной к такому беспардонному обращению с моими вещами я не смогла и схватилась за пресловутую подушку…
Женечка, прибежавшая на шум минут через пять, обнаружила в спальне конкретный погром и обоих родителей, активно, пускающих слёзы… от смеха. Наверное, это было нервное.
Старшая дочь покрутила пальцем у виска, безапелляционно пообещав:
— Если придут соседи жаловаться, будете сами перед ними краснеть…
Пришлось задабривать и её, предлагая чай и прочие плюшки. В общем, в час ночи я обнаружила себя аккуратно трясущей Тасю за плечо в её спальне.
— Не хочу в школу, — сквозь сон отбивался ребёнок. — Можно ещё одно воскресенье?
— Дочь, пошли быстрее… Пропустишь всё!
— Что именно? — продирая глаза, уточнила она.
— Первое семейное чаепитие. Официальное!
Наверное, это было не очень педагогично. Но бедному Тайсону и так сегодня досталось: ощущение себя чем-то обделённым — не самое приятное.
