— Никто раньше мне не говорил, что я буду мешать.
— Это потому, что никто не осмеливался тебе это сказать, — ответила Сарита с безмятежной улыбкой. — Последствия могли бы быть ужасны.
— Когда я вернусь, — сказал Абул, вставая с дивана, — мы возобновим нашу дискуссию. Мне многое надо с тобой обсудить.
— Звучит очень многообещающе, — сказала она. — Ну, а теперь иди по делам. Уверена, у тебя их накопилось огромное количество после всех этих дней.
И она помахала ему:
— Можешь вернуться через два часа. К тому времени я буду уже готова к твоему приходу.
Она говорила с ним напыщенным тоном, высоко задрав нос. Абул смотрел на нее во все глаза — ощущение человека, которому отказали в немедленной аудиенции, были для него внове. Через минуту он разразился смехом.
— Ну несчастная! Ты выглядишь прямо как нахальный воробушек, изображающий из себя павлина. Тебе не удается разыграть высокомерие, и не надувай губы, это тоже тебе не идет. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее.
— Я хотел бы напомнить тебе, что эти апартаменты — мои, и я вернусь в них тогда, когда захочу.
Он щелкнул Сариту по носу.
— А когда я‑таки вернусь, мы перейдем к одному делу, которое так и не кончили.
— Ты хочешь сказать, к тому, что ты некогда обещал, — сказала Сарита.
— Да, если тебе угодно, — согласился он и ушел в соседнюю палату.
— Не давай Сарите чересчур напрягаться, — сказал он Кадиге, наполняющей ванну горячей водой.
— Конечно, конечно, мой господин, — заверила его женщина, кладя в воду лаванду и розовые лепестки.
— Мне не нужна нянька, — заявила Сарита, появляясь в дверях, она, очевидно, услышала этот разговор — Я сама могу распределять свои силы.
— Абул поднял руки в успокаивающем жесте, — как пожелаешь, милая, как пожелаешь. Но если я найду тебя по возвращении уставшей, то не сдержу своих обещаний.
С этими словами он покинул свои апартаменты, отметив про себя, как легко приспособился к отсутствию уединения. Так легко, что теперь был вовсе не уверен в том, что хочет, чтобы Сарита снова вернулась в башню. Теперь, когда ее силы и здоровье восстановились.
Возможно, ему надо устроить какой‑нибудь компромиссный вариант, чтобы у нее были собственные апартаменты, но по соседству с его.
Постоянные хождения в ее башню были, конечно же, неудобны, хотя часы, проведенные ими там, носили на себе отпечаток чего‑то необыкновенного.
В комнате, в которой он обычно занимался каждодневными делами, Абул нашел ожидающих его людей. Они были из тех людей, которые собирали для него вести по всему королевству, и сообщения их были не из приятных.
— Среди рода Мокарабов, мой господин, ходит много разговоров о христианской женщине, — застенчиво сказал один из них. — Ахмед бен Калед рассказал эмиру какую‑то небылицу и она вызвала много кривотолков.
— Небылицу о чем? — спросил Абул, садясь за длинный стол, стоящий около окна. Он ожидал нечто в этом роде, так как инцидент с Каледом вряд ли мог не иметь продолжения.
— Небылицу о том, что калиф пренебрегает обязанностями по управлению королевством из‑за того, что увлекся женщиной, — сказал другой мужчина, поигрывая рукояткой кинжала и, стараясь не смотреть Абулу в глаза.
Абул был поражен. Подобное не приходило ему в голову, и откуда они это взяли? До приезда Каледа о Сарите знали только в Альгамбре. Или… или это Айка приложила свою руку?
— Что‑то еще? — спросил он, ничем не выдавая своих мыслей.
— Мой господин, — сказал первый, — эмир Мокарабов призвал к себе эмира Абенцаррати на совет. Говорят, по той же самой причине.
Абул побарабанил пальцами по столу. Он не мог позволить себе проигнорировать эту информацию и отнестись к ней с презрением, как она того и заслуживала. Слухи было необходимо пресечь, а сплетников разоружить, пока они не посеяли смуту, но как это сделать?
— Вы хорошо сделали, что сообщили мне об этом без задержки, — сказал он, наконец. — Я хочу, чтобы вы вернулись на свои посты и продолжали информировать меня обо всем, что происходит.
Двое низко поклонились и ушли. Абул остался в своем кабинете. Ему было необходимо сделать что‑то, чтобы доказать всем, что он по‑прежнему не выпускает из рук штурвал управления королевством.
Какая‑нибудь военная операция была бы сейчас очень убедительна… но в данный момент, как назло, не было никакой нужды для военных действий. Испанцы вели себя тихо, а банды головорезов, что шныряли по королевству, находились под строгим контролем. Возможно, следует показать свой гнев в связи с возникновением слухов… или ему следует опуститься до уровня тестя и потребовать у него и у его сообщников удовлетворения за клевету. Конечно, его отношения с эмиром не улучшатся оттого, что он отверг и наказал его дочь.
В особенности, если ее прегрешения касаются какой‑то сомнительной христианки. Это только подольет масла в огонь. Пока что об этом неизвестно никому, но долго такое положение не продлится, и если он выгонит Айку из Альгамбры, скрывать будет нечего.
Он встал и подошел к окну. Почему он так озабочен тем, чтобы скрыть что‑то? Он не выходил за рамки закона, так что нет причин, по которым должен занимать обороняющуюся позицию своим тестем. А вот Айка пыталась совершить убийство, а это преступление каралось смертью, несмотря на личность предполагаемой жертвы. Но доказательство ее вины было получено темным способом.
С другой стороны, мужчина имеет право отвергнуть жену, которая больше его не удовлетворяет.
Эмир не может жаловаться на это. Но ему и не нужны справедливые причины для того, чтобы подстрекать людей к восстанию. Для этого вполне подойдут сфабрикованные. А положение Абула и так было достаточно шатким, где смуты и волнения были обычным делом. Может, ему стоит посетить секретный совет и тем самым спугнуть заговорщиков. Во всяком случае, одно его появление там развеет слухи о его пренебрежении делами, и он сможет выразить свое неудовольствие вмешательством в его внутренние дела. Гарем был несомненно внутренним его делом.
Не то, что Сарита была его членом. Абул не мог удержаться от смеха при мысли о том, как отреагировали бы его соотечественники, если бы узнали, какие отношения в действительности связывают его и испанку. Между ними было полное равенство, при виде которого любой человек со стороны лишился бы дара речи.
Мысль эта несколько развлекла его, но пока что он ее оставил. Подобный визит к тестю был бы, кроме того, отличной возможностью представить свою собственную версию случившегося. Таким образом он сможет предвосхитить критику, публично заявив об обстоятельствах дела и о своем решении. А если он сделает все хорошо, то в заявлении его слушатели непременно услышат намек на критику человека, воспитавшего такую дочь и использовавшего ее для того, чтобы взять власть в Альгамбре в свои руки.
