АДЕЛИН ВОЛЛЬХЕЙМ, БЫВШИЙ АГЕНТ ЦРУ
И ОДИН ИЗ ГЛАВНЫХ ЧЛЕНОВ «ДВЕНАДЦАТИ»
ПЕННИНГТОН-ГАП, ВИРДЖИНИЯ
22 АПРЕЛЯ 2026
Последнее, о чём думают люди, когда представляют себе тюрьму, – тишина.
Обычно в тюрьмах очень тихо, и внезапные звуки – щелчок закрывающейся двери, тяжёлые шаги охраны по коридору – могут даже напугать.
Не знаю, почему я так нервничал, когда пришёл в Государственную тюрьму «Ли» в округе Ли, штат Вирджиния. В «Ли» раньше содержались только заключённые мужского пола, но, поскольку население сократилось из-за Финала, это учреждение осталось одной из немногих федеральных тюрем строгого режима, которые до сих пор функционируют. Сюда посылают, так сказать, худших из худших. За мою журналистскую карьеру мне довелось побывать в самых разных тюрьмах, и всё-таки от этой у меня мурашки по коже. Возможно, это как-то связано с тем, что я приехал туда для встречи с Аделин Волльхейм, которую многие историки считают одной из самых опасных женщин, проживающих в настоящее время на территории США.
Опасна она не из-за физической силы, скорости или жестокости, но из-за своих знаний: Аделин является последним живым членом «Двенадцати» – секретного «спецподразделения», возглавляемого Саймоном Хаусхолдом в годы, предшествовавшие Вознесению. Хотя, по слухам, эта организация существовала несколько десятилетий – некоторые фальсифицированные документы, якобы подробно расписывающие её деятельность, появились ещё в шестидесятых, – настоящие доказательства их работы обнаружились только на пике Вознесения. А к тому моменту было уже слишком поздно привлекать к ответственности тех, кто совершил все эти многочисленные преступления, включая государственную измену и убийство.
Аделин Волльхейм слегка за сорок. Её длинные каштановые волосы завязаны в строгий пучок. Мы встречаемся с ней в тюремном атриуме в сопровождении пятерых вооружённых охранников. Ноги Аделин остаются скованными до конца беседы.
Она ведёт себя довольно холодно и говорит медленно, осторожно подбирая слова для максимального эффекта. Я записывал нашу беседу на диктофон, но Аделин настояла, чтобы в книгу вошла только расшифровка этой записи. Так я и сделал.
Я: Спасибо, что согласились встретиться. Я понимаю, что это было непростое решение, учитывая…
АДЕЛИН ВОЛЛЬХЕЙМ: Учитывая что?
Я: Вы попали в число самых ненавистных людей в стране, а может, и во всём мире. Как профессионал я знаю, что в этом, вероятно, виноваты СМИ: они упоминают ваше имя и лицо при первой возможности. Я также знаю, что вы работали не в одиночку.
АДЕЛИН ВОЛЛЬХЕЙМ: Да, стране нужно было найти козла отпущения после всего случившегося.
Я: Пожалуй, что так. Что вы чувствуете, будучи тем самым «козлом отпущения»?
АДЕЛИН ВОЛЛЬХЕЙМ: Чувствую? Я ничего особенного по этому поводу не чувствую. Я знала, во что ввязывалась, с того самого момента, как меня завербовали. Если вы подписываетесь на секретную миссию, значит, вы готовы принять все возможные исходы. Никто и не сомневался, что, когда всё закончится, винить будут именно нас.
Я: И вы полагаете, что это несправедливо?
АДЕЛИН ВОЛЛЬХЕЙМ: «Справедливо», «несправедливо» – пустая семантика. Здесь вопрос принципа. Моральной стойкости. Я нахожу весьма забавным тот факт, что солдат по возвращении домой поздравляют с цветами и парадами, однако при этом никто не хочет знать, что именно они делали в чужой стране. Солдат является солдатом только на войне – он не может оставаться таковым и дома. Вот и получается ситуация в духе Джекилла и Хайда. Те из нас, кто присоединился к «Двенадцати» с самого начала, знали, что общество никогда нас больше не примет. Но мы верили, что наша работа необходима, чтобы человечество было в безопасности. И мы выполняли эту работу довольно успешно… очень долгое время…
Я: Кем был Саймон Хаусхолд?
АДЕЛИН ВОЛЛЬХЕЙМ: Я скажу вам только две вещи: во-первых, он не совершал самоубийство в отеле в Талсе. А во-вторых, он всегда был больше мифом, чем человеком[106].
Я: Так он всё ещё на свободе…
АДЕЛИН ВОЛЛЬХЕЙМ: Возможно. Или его и вовсе никогда не существовало. Простите, я не дам вам ответа на этот вопрос.
Я: Расскажите мне о вашей миссии. От чего вы нас защищали?
АДЕЛИН ВОЛЛЬХЕЙМ: Разве не очевидно? От этого. От сломанного мира. Не знаю, почему первый Импульс не сработал, нам так и не удалось это выяснить. Думаю, человечество тогда ещё было не готово как вид, как социум. Нам удавалось сдерживать этот пандемонимум десятилетиями. По-моему, общество должно быть нам благодарно.
Я:. Что вы узнали из экспериментов, которые проводили?
АДЕЛИН ВОЛЛЬХЕЙМ: Только то, что человеческое тело способно на невероятную трансформацию. Мы привыкли считать, что кости и мышцы зафиксированы на одном месте, как в камне. Но ими можно манипулировать, их можно изменять – во благо и во зло. Президент Баллард, учёные из Комиссии по раскрытию – они все смотрели на Импульс с оптимизмом, видя только то, что хотели видеть: некое доказательство величия человечества. Якобы мы достойны, мы уникальны, мы – Вознесение. Но это не так: для создателей Импульса – зовите их Высшими, если хотите, – мы были всего лишь расходным материалом, подопытными крысами. Вы видели последнее интервью Далии Митчелл. В тот момент, когда она на мгновение застыла… Как думаете, что именно она скрывала?
