Книга Никогда не разговаривай с чужими - Рут Ренделл

Нельзя сказать, что он легко отделался, потому что особой опасности и не было. Входная дверь коттеджа оставалась открытой все время, и к тому же он почти с первого взгляда определил, что реальная угроза существует. А это значит, что он сразу же выиграл битву наполовину. По этой причине Чарльз почувствовал настоящую гордость за себя, мысленно одобрительно похлопал себя по спине за бесспорную изощренность, искушенность. Но он не мог избавиться от мысли, насколько незавидным было бы его положение, если бы родители узнали обо всем.

Пару лет назад, не больше, его сестра Сара с подружками разговорились с каким-то мужчиной, которого они случайно встретили и позволили ему пойти вместе с ними в кино. Сара довольно неблагоразумно рассказала об этом родителям. Ничего не произошло, мужчина оказался просто общительным человеком и откровенно радовался их компании, но Чарльз тогда подумал, что отца хватит удар, а что же говорить о матери! Когда Сара начала рассказ о походе в кино с незнакомцем, мама демонстрировала отцу платье, или костюм, или что-то, что купила себе в этот день. Если бы кто-нибудь сказал Чарльзу, что в такой момент маму сможет что-то расстроить, он никогда бы не поверил. Но что было! Она взорвалась, как петарда, она не просто кричала, она визжала. И под конец заставила Сару торжественно поклясться, что не заговорит больше ни с одним мужчиной никогда, всю свою жизнь. Ну, почти…

Такое не забывается, и Чарльз мог предвидеть, какой скандал вызвало бы его сообщение о неожиданной встрече с Питером Мораном. Поэтому он вовсе не собирался рассказывать что-нибудь родителям и не видел в этом ничего дурного.

По привычке он посмотрел направо, когда автобус съезжал с эстакады. Неужели в центральной колонне что-то есть? Это довольно неожиданно, но возможно. Тогда записка, без сомнения, от Харибды, который мог на денек приехать из Россингхема. Ведь, в конце концов, приезжает же он сам из Фенбриджа, а расстояние до города такое же.

Чарльз выскочил из автобуса на следующей остановке. Было только шесть сорок. Он сможет добежать до гаража кратчайшим путем через Ростокский мост, а отец, конечно же, дождется его.

Записка была уже с использованием шифра «Людей октября». Код лежал у него в кармане, в последнее время Чарльз не позволял себе выходить из дома, не прихватив его. Что-то Харибда… Ему пришлось подпрыгнуть, чтобы оторвать пакетик от металла. Запихнув пустой пакетик в карман, Чарльз торопливо развернул извлеченную из него бумажку и замер в изумлении. Конечно, он не смог прочитать записку сразу, большая ее часть оставалась непонятной, но первое слово состояло из восьми букв, и он был уверен, что в ключе «Людей октября» это было «Левиафан». Более того, он был почти уверен, что первые два слова читались как «Левиафан — Дракону». Как же такое могло быть? Записка была новой, помещена в тайник не более чем три дня назад, а Манго уже шесть дней на Корфу!

— Ну, и чем же ты занимался весь день? — добродушно спросил отец, когда они сели в «вольво».

Чарльз подумал, что выразить его деятельность можно довольно хорошо единственной фразой.

— Да тем и этим, — ответил он и открыл блокнот с ключом к шифру «Люди октября».

Он начал быстро дешифровать. Обычно в таких поездках они с отцом безмятежно молчали, чего нельзя было сказать о матери, в машине Глория безостановочно болтала. Но сегодня отец нарушил традицию и решился поговорить. Наверное, это была чистая случайность, что отец заговорил об опасностях, грозящих молодым людям и особенно тем, кто выглядит младше своего возраста, о назойливости тех, кого отец считал «больными» взрослыми. Он называл их также «педарастами», неправильно произнося это слово, как с досадой заметил Чарльз. Отец продолжал рассказывать о том, что арестовали какого-то мужчину за изнасилование и убийство ребенка где-то на севере и он был окружен и избит толпой, когда полиция перевозила его из зала суда. Это показывали по телевизору.

— Я думал, что мне следует поговорить с тобою об этом, пока рядом нет мамы и сестры.

Чарльз подумал, что тема беседы оказалась как будто из жизни Сары и его самого. Но он только сказал «Да» и кивнул головой. Дальше смотреть в блокнот было бы невежливо, к тому же он уже расшифровал сообщение. «Левиафан — Дракону. Питер Моран — прекратить наводить справки, снять „хвост“ и наблюдение». Отец заговорил дальше смущенно. Он попытался описать, какие уловки может применять такой мужчина, чтобы завязать знакомство. Чарльз почувствовал непреодолимое желание проделать фокус с пачкой отцовских сигарет «Серебряный обрез», который заключался в том, что, когда он потянулся бы за сигаретой, вместо нее он вытащил бы метров десять пурпурной ленты. Но он понимал, что делать этого не следует.

Они ехали вдоль реки. На другом берегу был виден Нанхаус, и Чарльз подумал, что смог бы определить, где расположена Фен-стрит, и, возможно, вычислить, где крыша дома Питера Морана. При мысли о Питере Моране он почувствовал неприятный холодок страха. Одной из сильных сторон его характера была способность признаться себе, что он чего-то боится, если дело обстояло действительно так, но не показать это другим, скрыть свой испуг под маской загадочности, таинственности. Слушая отца вполуха, он механически отвечал на его вопросы. В голове крутилось расшифрованное сообщение, он повторял его про себя с возрастающим беспокойством.

Помимо того, что Манго не мог написать и отправить сообщение, язык записки был неправильный. Манго никогда бы не использовал такие слова, как «прекратить наводить справки», «снять наблюдение». Он просто написал бы «Отменить проект Питера Морана». Коротко, ясно.

Следовательно, сообщение пришло не от руководителя Лондонского Центра, а от кого-то еще, возможно, от Московского Центра. Код «Людей октября» был сломан, это элементарно мог сделать крот. К тому же этот приказ состряпан агентом, который не знает, что Манго уехал. Возможно, что самой Рози Уайтекер. В конце концов, когда он последний раз ее видел, она находилась не более чем в четверти мили от тайника под эстакадой. Можно было бы просто поздравить себя, что так рано обнаружил обман, если бы все было так просто. Но дело здесь не только в хитрости Востока. Если Московский Центр отменяет приказ Манго, то у него должны быть веские причины для этого. Вероятно, они сами напуганы успешными результатами наблюдения за Питером Мораном. Это они, а не Манго, хотели, чтобы Питера Морана оставили в покое.

— Думаю, я объяснил тебе доходчиво, — Чарльз услышал голос отца, — чтобы ты понял — ни при каких обстоятельствах не позволяй никому, даже молодому и приветливому, оставаться с тобой наедине. И знакомиться с людьми тебе лучше дома или в школе. А где-нибудь — слишком велик риск. В общем, в двух словах, используя всем известный штамп, можно сказать: «Никогда не разговаривай с чужими».