— Я не заявлял, что разбираюсь, только рассказал, потому что некоторые о ней совсем ничего не знают, — парировал Дятел.
— Ага. Один ты такой умный.
Мы подошли к окошку касс. Муж с женой и девочкой купили билеты и ушли. Я взял на четверых, Настя отошла со мной ко входу на колесо, тогда как эти два умника так и остались стоять в очереди.
— Я умный, да. Но не хвастаюсь этим. Я понимаю, что множественные миры — это реальность, и готов к новой научной эпохе, а ты нет. Это не значит, что ты неумный. Просто мой мозг более пластичный.
— Ну, да, конечно, нужна особая пластичность ума, чтобы заявить, что материального мира не существует.
— Материальный мир существует, но он не является определяющим. Ты что, никогда не слышал о коте Шредингера?
— Вы идёте на колесо? — не выдержала Настя.
— Подожди, — Марков выставил ладонь.
— А ты? — окликнул я Дятла.
Но он только развёл руками.
— Ну как я пойду, Никит, у нас же разговор?! Идите без меня.
— Значит Ванина мама тебе мачеха? — спросила Настя, после того как я закончил рассказывать ей про наше с Дятлом родство, и мы проехали четвертую часть круга. — Тебе наверное с ней плохо живется?
— Вовсе нет. Она добрая и спокойная.
— Обычно в книгах мачеха или отчим очень гадкие люди.
— Ну это же книжки, там всегда такое придумывают, чтобы разжалобить. Сиротские истории — самый избитый и дешевый ход из всех возможных. Никто почему-то не задумывается, что с некоторыми родителями ещё сложнее, чем совсем без них.
— У тебя плохие родители?
— Да нет же, — я не сводил с неё глаз. — У нас нормальная обстановка. Даже хорошая. Просто иногда чувствуешь себя чужим и бездомным. Сейчас уже меньше, а раньше часто такое было.
— Это ужасно чувствовать себя дома чужим.
— Ужасно, когда у тебя нет дома. Ты вроде и живешь где-то, но это просто место, где ты ешь и спишь.
— Мама говорит, что здесь ни у кого из нас нет дома. Что все мы гости в этом мире и настоящее возвращение домой наступает только, когда мы попадаем в рай. Поэтому человек постоянно чувствует себя потерянным и неприкаянным. Мается, ищет чего-то, но не может найти.
— Хорошо, что ты про рай при Ване не сказала, — я представил себе реакцию Дятла и рассмеялся. — У них с бабушкой, знаешь, какие кухонные битвы на тему религии происходят, папа со своей политикой отдыхает.
— Ой, нет, они мне этой физикой и так мозг весь вынесли. Я не люблю спорить и ничего про это не знаю. Просто хотелось бы верить, что для того, чтобы попасть в рай не нужно умирать.
— Лично мне для рая было бы вполне достаточно иметь много денег и ни от кого не зависеть.
— В смысле? Рай же нельзя купить. Это ведь духовная категория.
— Раз духовная, то и попасть мы в него никак не можем. Живыми уж точно.
— Ну, вот, — она засмеялась. — А я всё ещё рассчитывала на рай в шалаше.
— Забудь.
Кабинка раскачивалась. Мы поднялись почти до самой верхней точки колеса. И я с интересом разглядывал город сверху.
— Ой, смотри, какое всё зеленое, — неожиданно воскликнула Настя. — Как здорово! Как красиво!
Я развернулся в другую сторону, туда, куда она смотрела.
Под нами простиралось бескрайнее зелёное море.
— Видишь, — сказал я. — А ты говоришь — рай. Кругом рай!
— Ага, только он там, внизу, когда смотришь с высоты пятидесяти метров. Стоит спуститься и его уже не будет.
— Ну, это уже от тебя зависит.
— А давай, когда спустимся, будем считать, что попали в рай? — обрадованно предложила она, и в этот момент её голубые глаза стали такими нежными, что мне захотелось, как-то проявить себя, взять хотя бы за руку, но решил с этим не спешить.
— Давай попробуем.
Оказавшись на земле, мы действительно стали восхищаться всем подряд и играть, будто мы высадились в раю, пока не позвонил Дятел и не сообщил, что он вызвал Маркова на дуэль и теперь они в тире. И мы пошли их искать.
Разумеется, ни один из них ни во что не попал, Марков оправдывался слабым зрением, а Дятел, совершенно без смущения — кривыми руками.
Но сам факт дико рассмешил. Я очень громко хохотал, и работник тира решил, что я перекатался на каруселях. А потом Настя увидела единорогов. Белых, огромных, пушистых. Десятка три здоровущих пылесборников, и неожиданно так запала на них, что я, как последний идиот, повелся на эту попсовую разводку.
Двадцать банок. Попасть нужно было в каждую. Сбить. Чтобы упала. Никакого особого опыта стрельбы у меня не имелось, но на первый взгляд сложностей не должно было возникнуть, если бы я не знал, что они в этих тирах постоянно мухлюют. Нам Тифон рассказывал. В одну или две банки кладут на дно утяжелители или иногда жвачкой к полке прилепляют.
Марков и Дятел стояли совсем рядом и всё также агрессивно спорили. Тема уже сменилась, но запал их только усилился. Оба трещали, как сороки, стараясь перекрыть друг друга именами, фактами, формулами и уничижительными эпитетами.
И это оказалось мне очень на руку. Я попросил Настю вывести их из шатра, чтобы не отвлекали, и пока она этим занималась, тихонько передал работнику тира тысячу рублей, попросив единорога.
Парень был только рад, и когда Настя вернулась, все банки, как одна, валялись сбитыми, а я ждал её с мифической плюшевой лошадью под мышкой.
Увидев это, она кинулась обнимать нас обоих. И тогда я понял, зачем люди снова и снова ходят по этим граблям.
— А давай от них сбежим? — неожиданно предложила Настя, когда единорог уже перекочевал к ней, но из шатра мы ещё не вышли. — Пусть спорят себе дальше сколько влезет. Мне кажется, им и без нас хорошо.
Я спросил у парня, продавшего мне единорога, есть ли у них другой выход, и он провёл нас за прилавком, через заднюю дверь.
Выбрались и сразу помчались по боковым дорожкам вглубь парка.
И хотя за нами никто не думал гнаться, мы всё равно ещё какое-то время бежали, пока Настя не остановилась.
— Такие зануды, — проговорила она запыхавшись. — К Маркову я, конечно, привыкла, но как ты со своим братом живешь, не понимаю.
— Вообще-то он не совсем такой. Дятел добрый, хоть и доставучий. Это просто он на твоего Маркова взъелся за переписку в ВК. Он ему писал до того, как мы с тобой познакомились.
— Почему он дятел?
— Потому что доставучий.
— А у тебя какое прозвище в школе?
— Просто Никитос.
— А откуда ты Тоню знаешь?
— Тоня ходила в больницу, где её парень лежал. А я ходил к своему. Ну в смысле — другу. Они там все втроём были. Тифон, Артём и этот её… парень.
