— Я попробую. Наверное, мне нужно тебя коснуться. Не знаю, почему, но мне так кажется. Можно?
— Конечно.
Вагранийка покосилась на эмиссара. Симуз кивнул. Он не произносил ни слова, давая Артанне возможность делать то, что она считала нужным. Доверял. Она оценила.
Десари села ближе и бесстрашно протянула руку Артанне. Сотница легко сжала своими мозолистыми узловатыми пальцами маленькую гладкую ладошку и невольно улыбнулась. Что-то в этом было. Что-то смутно знакомое, давно потерянное. Что-то, чего у нее самой уже никогда не случится. Но почему-то сейчас ей стало спокойно, как давно не было, а в груди потеплело, словно там, внутри, зажегся маленький огонек.
— Если зажмуритесь, будет проще, — подсказала Десари. — Мне помогает.
— Хорошо.
Артанна закрыла глаза и доверилась ощущениям. Она не знала, как работал этот дар, насколько он силен и на что вообще способен. Но очень хотелось помочь этой симпатичной девчушке. Десари точно не выбирала родиться с таким даром. Артанна вспомнила, как изменилось лицо Симуза, едва он увидел дочь, как разгладилась вечная морщина между бровями, как он улыбнулся — открыто и счастливо, как не улыбался при ней никогда. Артанна понимала, что прямо сейчас от нее зависело столько, что ошибиться было просто нельзя.
И она сосредоточилась. Представила, что ее дар фхетуша течет по тем же венам и артериям, как кровь, проникает в кожу, волосы, ногти, дыхание. Как перетекает по ее руке в ладонь Десари — холодную и чуть вспотевшую от переживаний — проникает сквозь кожу девочки, течет, смешивается с ее необыкновенным даром и усмиряет его. Артанна думала о том, как эфир или как его там называли ученые лбы, перестает бурлить и терзать разум Десари, как она успокаивается, крепко засыпает долгожданным сном без сновидений…
Не открывая глаз, она почувствовала, как девочка вздрогнула, глубоко вдохнула и застыла.
— Артанна… — голос Симуза был тревожен. — Посмотри на нее.
Вагранийка с опаской взглянула на девочку. Та словно одеревенела — замерла, не смея дышать, широко распахнула глаза, и лишь испуганно блуждала ими по лицам отца и Артанны. Казалось, она хотела что-то сказать, но не могла, словно язык ее не слушался.
— Вот дерьмо!
— Что ты с ней сделала?
— Ничего. Я… Я не знаю!
Перепуганный Симуз прикоснулся к лицу дочери.
— Синичка, милая, что с тобой? Ответь, пожалуйста.
Десари испуганно взглянула на отца, а затем медленно открыла рот и закричала — громко, истошно, нечеловечески. Артанна отшатнулась, отпустив ее руку. Десари продолжала кричать, высоко, на одной ноте, словно воздух в ней не заканчивался. Нутро вагранийки содрогнулось от этого нескончаемого вопля, ее снова чуть не вывернуло наизнанку.
За дверью послышался топот нескольких ног и встревоженные крики.
— Прости, — только и могла выдавить из себя Артанна. Она не понимала, что происходит, но точно знала одно — вся их затея провалилась. Она так хотела помочь, но лишь невольно раскрыла тайну, которую Медяк так трепетно оберегал. — Я не…
Эмиссар прижимал к себе все еще кричавшую дочь и лишь раз взглянул на Артанну. В его глазах застыла безумная смесь боли и отчаяния.
— Убирайся, — прошептал он.
— Может мне…
— Вон!
Она вздрогнула от его крика, но не стала спорить. Лишь тяжело поднялась молча вышла из опочивальни, держась за стену. Слабость нахлынула так внезапно, что ей пришлось остановиться и отдышаться. Мысли путались, кровь в ушах оглушительно застучала, и Артанна провалилась во тьму.
Спустя мгновение она рухнула на пол прямо под ноги вбежавшим в покои слугам.
5.3 Миссолен
Ихраз нарезал круги в покоях Демоса и тщетно пытался переубедить его отказаться от безумной затеи.
— Милорд, вам нельзя отправляться туда лично. В городе все еще бушует хворь, а на проповеди этого безумца приходит всякий сброд. Подхватить болезнь, оказавшись среди такого количества людей, проще простого.
— Я должен узнать, насколько опасен этот Альбумус.
Энниец сокрушенно покачал головой и сжал кулаки в бессильной злобе. Упрямство господина уже не раз выходило тому боком, но Демос Деватон из раза в раз проверял свою жизнь на прочность. Как он не понимает? Хотя, напротив, канцлер наверняка понимал все слишком хорошо. Просто, как всегда, его совесть проснулась в неподходящий момент.
— Отправьте меня или кого-нибудь из людей Арчеллы, — взмолился Ихраз. — Но, прошу, не подвергайте риску себя. Император покинул столицу, Великий наставник заперся в Эклузуме, Двор в панике. Из всего Регентского совета в Миссолене остались лишь вы. И если с вами что-то случится, страна окажется обезглавленной!
— Знаю, — отозвался Демос. Он тщательно вымочил чистую тряпицу в уксусе и вложил внутрь маски: лекари считали, что такой способ поможет защититься от витавшей в воздухе заразы. Пахло отвратительно, но что поделать. — Знаю, что это невероятный риск. Но в таких вопросах я могу доверять лишь себе. На моей совести уже есть один еретик, и это тяжкий груз на душе. Чтобы обвинить в таком грехе еще одного человека, я должен убедиться в его виновности лично.
Ихраз поморщился как от пощечины. Господин простил его и принял обратно на службу после предательства в ту кошмарную ночь. Внешне отношение Демоса к нему никак не изменилось, и никто со стороны не смог бы и подумать, какие страсти тогда бушевали. Но что бы ни делал энниец, как бы ни старался отвоевать былое доверие и доказать, что надежен, господин не торопился менять мнение. Сейчас из-за своей подозрительности он буквально шел на смерть.
— Тогда я последую за вами. И прихвачу несколько человек в качестве охраны. Один вы туда не отправитесь.
Демос удивленно взглянул на дерзнувшего приказывать телохранителя, но ничего не сказал. Лишь жестом указал на чашу с уксусом. Ихраз кивнул и принялся готовить маску.
У него ничего не осталось, кроме службы этому искалеченному во всех смыслах человеку. Слишком многое их теперь связывало, слишком крепко переплелись их судьбы. И что бы ни ждало их впереди, он сделает все, чтобы вернуть доверие господина. Если понадобится, даже примет смерть вместо него.
* * *
«Когда же закончится эта пляска смерти?»
Демос шел по узким неосвещенным улицам позади Ихраза. Солнце давно закатилось, город беспокойно дремал в ледяном лунном свете, легкий ветер носил в воздухе миазмы гибели. Именно здесь, среди ветхих лачуг, грязных дорог и ям с нечистотами, истинной царицей была чума. Демос то и дело замечал нарисованные углем метки на дверях домов, где смерть собрала щедрый урожай, и к его ужасу, иногда черный косой крест красовался на воротах целых кварталов, означая, что все жители больны или умерли.
Поначалу смельчаки, которым Демос распорядился платить серебром, вытаскивали покойников из домов и отвозили за город на просторное поле, где днями и ночами не затухали большие костры. Затем, когда число жертв увеличилось на порядок, а желающих рискнуть даже за очень высокую плату поубавилось, умерших стали просто заворачивать в ткань и оставлять на улицах. Узнав об этом, Демос распорядился выделить патрули из солдат, чтобы те собирали трупы и увозили их на сожжение. Служивым, разумеется, такой расклад тоже не пришелся по нраву, но дисциплина и невероятная щедрость казны сделали свое.
