Иду полями нежных мурасаки, Скрывающих пурпурный цвет в корнях, Иду запретными полями, И, может, стражи замечали, Как ты мне машешь рукавом?[95]
В романе также ярко отразилась жизнь поэтессы Нуката-но Окими, сочинившей эти строки. Рождённая в императорской семье, она вышла замуж за принца Оама (позже занявшего трон под именем императора Тэмму), но также удостоилась особого расположения его старшего брата, принца Нака-но-оэ (позже — император Тэндзи). Считается, что в момент случайной встречи с ним она и сложила эту песню. У точной науки на это есть свои возражения, но личное обаяние принцессы, так великодушно и непринуждённо описавшей любовный треугольник между собой и двумя вошедшими в историю императорами Японии, с тех пор заворожило множество людей и послужило источником вдохновения для целого ряда художественных произведений, начиная с упоминавшейся в тексте «Принцессы Нукада» Ясуси Иноуэ. Возможно, слова Хинако-сэнсэй: «У каждого человека есть свои маленькие странности», так сильно повлиявшие на Юкино в юности, берут начало от определения любви, вычитанного в «Манъёсю». А багровый цвет зонтика, под которым пряталась Юкино в дождливый день, отсылает к цвету мурасаки в этой песне.
Опираясь на «Манъёсю», книга раскрывает перед нами содержательный образ, преодолевший пространство и время, и доносит послание: «Люди не изменятся и за тысячу лет». И раз что-то не изменится за тысячу лет, то уж за десять и подавно. Юкино потеряла обожаемую ею Хинако-сэнсэй, и этот опыт повторился, когда она впала в немилость у обожавшей её саму Сёко Айдзавы, а Рэйми Акидзуки с удивлением обнаруживает у сына Такао ту же решимость, какую проявила сама тридцать лет назад. Человек бывает беспомощен, несчастен и жалок, и — пусть это и кажется болезненной глупостью — даже через тысячу лет, на новом этапе развития цивилизации, людей ждёт то же самое.
Хотелось бы также остановиться на замечательном авторском стиле Макото Синкая как писателя, который не спутаешь ни с каким другим. Если выражаться предельно коротко, его следует назвать «парящим». Точка обзора, с которой пишется картина, временами взмывает ввысь, и взгляд охватывает всю сцену целиком, что порождает эфемерный, изящный разрыв в течении повествования и придаёт тексту чарующий блеск.
Как пример можно привести вид на улицы города с высоты небоскрёбов, скользящий полёт над зданиями во сне, когда Такао стал птицей, или же пейзаж, видимый словно сквозь толщу воды. Ощущение парения здесь не только пространственное — в нём проявляется и перемещение по оси времени. Вот рассказ ведётся от лица девочки, и в какой-то миг мы смотрим её же взглядом из дня сегодняшнего. Возможно, этот подход отработан при создании анимации, но он привносит свежее впечатление, когда используется в тексте.
Особо хочется отметить девятую главу. В той части, где действие показывается параллельно с точки зрения Такао и Юкино, не просто постоянно сменяется рассказчик — её стиль вполне можно назвать экспериментальным. Во время разговора перемешаны, ничем не разделяясь, внутренние монологи от первого лица и описания от третьего, точка зрения меняется с ураганной скоростью, меняется разбивка на абзацы, и всё это показывает то столкновение чувств и мыслей, которое «не выразить словами». Всё равно что смотреть на рассеивающиеся во все стороны блики — того и гляди закружится голова.
Позволю себе сказать, что авторский стиль здесь — ещё одна, прозрачная, подложка романа, помимо сюжетной линии, предысторий и классической литературы. Она умело соединяет произносимые слова и описания сцен, позволяет смотреть на мир в полёте, заставляет свет разбрызгиваться бликами.
И как в анимации, картинка оживает, если перелистнуть несколько изображений, сложенных стопкой.
Автор — книжный обозреватель
