Я не мог выбросить из головы образ Энни. Ее наготу. Струю мочи, лившуюся между ее худенькими ножками. Я не мог вернуться домой. Не сегодня. Возвращение казалось немыслимым.
Возможно, ее нужно еще раз показать врачу. Быть может, удар по голове – а в том, что этот удар был, я даже не сомневался – каким-то образом повредил ей мозг. В смысле, она ведь потеряла память. Не могла вспомнить, где провела эти сорок восемь часов. Возможно, с ней что-то еще было не в порядке. Что-то, что заставляло ее вести себя так странно. Нужно поговорить с мамой. Она могла бы отвезти ее в больницу. Возможно, лечение поможет и ей станет лучше. Возможно, она снова станет прежней Энни.
От этой мысли мне стало легче, пусть я и сомневался, что действительно верил в это. Впрочем, вероятно, именно для этого и существуют церкви. Чтобы давать утешение даже тогда, когда в глубине души ты сам понимаешь, что все это просто ложь.
Сев на стоявшую посреди кладбища расшатанную скамейку, я начал разглядывать покосившиеся серые надгробия. Наклонившись вперед, я уперся локтями в колени и сунул ноги под скамью. И тут я понял, что под ней что-то лежит. Нагнувшись, я вытащил этот предмет. Сумка. Я сразу увидел, что это сумка Криса. Если у нас у всех были сумки с логотипами «Адидаса» или «Пумы», то Крис ходил со старой сумкой неизвестной фирмы, облепленной наклейками «Доктор Кто» и «Звездный путь».
Однако тем вечером с ними соседствовал приклеенный скотчем конверт, на котором было нацарапано мое имя. Оторвав конверт от сумки, я вскрыл его. Внутри был тетрадный листок, покрытый каракулями Криса:
Джо, все, что в этой сумке, – для тебя. Ты поймешь, что делать. Что до всего остального – думаю, оно тебе когда-нибудь понадобится. Не знаю зачем. Просто на всякий случай.
Это все моя вина. Лучше бы я никогда его не находил. Это плохое место. Теперь я это знаю. И ты, возможно, тоже.
Мне жаль. Из-за Энни. Из-за всего.
Я так и сидел, не отрывая взгляда от записки, как будто написанные в ней слова могли сами превратиться во что-то более осмысленное. Что-то, что не звучало бы так безумно. Зачем он оставил ее мне? Почему не пришел сам?
Я расстегнул сумку. Первое, что я увидел, была целая куча фейерверков. Здоровенных. Таких, которые нужно покупать. Если только ты не знаешь, где их можно украсть.
Нахмурившись, я продолжил рыться внутри. Под фейерверками было что-то еще. Что-то более тяжелое, завернутое в прозрачный полиэтиленовый пакет. Я вытащил эту вещь, и мой желудок подпрыгнул. Я сразу понял, что это. Некоторое время я глядел на эту вещь, а затем осторожно положил ее обратно и застегнул сумку.
Дом Криса был на другой стороне деревни. Повесив его сумку себе на плечо, я отправился туда. Мне нужно было поговорить с Крисом. Каким-то шестым чувством я ощущал, что это срочно. У меня в животе происходило нечто странное, щекочущее, словно я уже опоздал куда-то, куда было очень важно прийти вовремя. Я прибавил шагу. Фразы из записки продолжали вертеться у меня голове.
«Это плохое место».
Я прошел мимо скамейки, на которой Мэри поцеловала меня в губы. Что-то, подобно темной тени, скользнуло по краю моего сознания и вновь исчезло.
«Возможно, ты мог бы с ним поговорить».
Я понял, что стою у школьных ворот. Тогда они оставались открытыми до тех пор, пока не закончатся кружки и учителя не разойдутся по домам. До дома Криса быстрее было дойти через территорию школы, проскользнув сквозь дыру в заборе с другой стороны. Если, конечно, тебя не поймает сторож.
Спешно миновав парковку и крыло, в котором располагались научные классы, я направился к «блоку», темным монолитом возвышавшемуся на фоне серебристого неба. Я свернул за угол, и в лицо мне ударил порыв ветра. Он растрепал мои волосы, заставив меня поежиться. Я остановился. Мне показалось, что я что-то слышу. Вместе с ветром до меня донеслись голоса. Со спортивной площадки? Нет. Ближе. Я огляделся. А затем… поднял глаза.
Когда я увидел его, он уже падал. Я слышал, как он со свистом рассекает воздух. Слышал звук глухого удара о землю. Все это длилось лишь мгновение, однако оно казалось бесконечным. Я подумал, успел ли он это почувствовать? То, как с хрустом врезался в землю.
Моим первым инстинктом было бежать. Убраться оттуда подальше. Но я не мог. Не мог просто оставить его лежать там. Что, если он все еще был жив?
Пытаясь унять дрожь в ногах, я подошел к нему. Его глаза были открыты, а из уголка рта стекала струйка крови. На земле крови было больше. Багровым нимбом она растекалась вокруг его светлых волос. Поразительнее всего было то, что, пожалуй, впервые за свою недолгую жизнь он выглядел спокойным, так, словно наконец нашел то, что всегда искал.
Сняв сумку с плеча, я бросил ее на землю. Я так и остался стоять на коленях рядом с ним на холодном бетоне, в лучах закатного солнца. По моим щекам текли слезы. Гладя его мягкие растрепанные волосы, я говорил ему, что он не виноват.
Но было поздно. Для Криса всегда все было слишком поздно. С некоторыми детьми всегда так. Поднявшись, я стряхнул грязь со своих брюк и, выйдя за школьные ворота, направился вниз по улице к телефонной будке. Оттуда я вызвал скорую. Сказал, что мальчик упал с крыши. Но не сказал, кто он. И не назвал своего имени.
Равно как и не сказал, что в тот вечер видел еще кое-что. Об этом я не рассказал никому.
А видел я убегавшую от «блока» фигуру. Она была всего лишь темной тенью. Но я знал, кто это. Знал даже тогда.
«С ним нужно разобраться».
Стивен Хёрст.
32
Следующий день я посвятил планированию. Это не было в моем характере. Я не из тех, кто верит, что все можно просчитать заранее. Я на собственном опыте убедился, что планирование может привести к катастрофе, став для судьбы приглашением разрушить твою жизнь.
Но к этому я должен быть готов. Мне нужен план действий. К тому же я остался без работы и мне все равно нечем было заняться.
Брендан ушел около двух ночи. Я предложил ему остановиться в свободной комнате, но он отказался.
– Без обид, но от этого места у меня етитские мурашки, – сказал он.
– Не думал, что ты суеверен.
– Я ирландец. Разумеется, я суеверен. Это в нашей ДНК, как и чувство вины. – Он надел куртку. – Я остановился в мини-гостинице по дороге.
Ферма, подумал я. Что-то промелькнуло в моем разуме, исчезнув прежде, чем я успел это осознать. Что-то важное. Однако, как и большинство важных вещей в моей жизни, эта мысль покинула меня до того, как я успел за нее ухватиться.
Использовав остатки воды в чайнике, я заварил крепкий черный кофе и, быстро выкурив две сигареты, принялся за дело. Сидя за маленьким кухонным столом, я начал делать записи. Это не заняло много времени, поскольку мой план не был сложным. Я не совсем понимаю, почему у меня вообще возникла потребность все расписать. Впрочем, в конце концов, я учитель. Записанные на бумаге слова дают мне ощущение комфорта и стабильности. Лист и ручка. Что-то, что можно потрогать. Хотя, быть может, я просто тянул время. Откладывать дела на потом, в отличие от составления планов, я умел хорошо.
