Время было раннее – восемь часов утра, но, уже подходя к дому, я заметила, что там что-то неладно. Нетрудно было узнать фигуру Денизы с ребенком на руках. Ее муж, могучий Арсен, страстно доказывал что-то строгому чиновнику. Чуть в стороне стояли другие служанки, опустив головы.
Дрожа от беспокойства, я ускорила шаг. Когда я проходила через ворота, они натужно заскрипели, и это показалось мне недобрым знаком.
Через минуту я увидела, как чиновник опечатывает дверь дома. Я подобрала юбки и бросилась к крыльцу.
– Стойте! – закричала я, хватая чиновника за рукав. – Стойте, вы этого не смеете делать!
Я была так возбуждена, что мои ногти крепко вонзились в ладонь чиновника, и он едва не взвизгнул.
– Вы кто такой? Кто вас послал сюда, негодяй? Служанки с глухим ропотом стали собираться кучкой вокруг меня, всем своим видом выражая мне поддержку. Чиновник вырвался из моих рук, попятился, но тут же снова принял уверенный вид, заметив национальных гвардейцев у ворот.
– Вы оскорбляете власть, гражданка. Это опасно, очень опасно для вас. Помните об этом, особенно если у вас есть дети.
– Кто вы такой? Вы не смеете здесь стоять, это мой дом!
– Я уполномочен Коммуной наложить на него секвестр, как на имущество эмигранта. Вот, у меня есть приказ – приказ мэра Парижа гражданина Петиона и прокурора Коммуны гражданина Манюэля.
Я не знала ни одной из этих фамилий и поэтому сначала немного опешила. Но потом я вспомнила, что в декабре состоялись выборы, на которых место мэра занял Петион, сменив на этом посту Байи.
– Я сойду с ума от вашего вздора! – закричала я. – Вы не можете воспользоваться этим приказом. Это не дом эмигранта. Ведь я здесь, а не за границей, и я всегда была здесь…
– Как ваше имя, гражданка?
– Сюзанна де ла Тремуйль де Тальмон.
Чиновник презрительно хмыкнул, услышав все это, потом заглянул в свои бумаги и засопел носом.
– Я не понимаю, по какому праву вы обременяете нас всякими глупостями. Имя гражданки де Тальмон у нас вообще не значится. А этот дом принадлежит гражданину д'Энену, который является изменником и находится за границей.
Я пришла в ярость.
– Вы что – болван? Гражданин д'Энен умер почти три года назад, умер во Франции. Он не эмигрант. А я его жена, и этот дом принадлежит мне.
Чиновник многозначительно поднял палец.
– Я ничего не понял, мадам. Но скажу вам одно: этот дом опечатан.
– Но по какому же праву? – взмолилась я. – По какому праву, если мой покойный муж не эмигрант?
– Нам об этом ничего не известно. Попробуйте-ка еще доказать все это насчет вашего мужа… Дом опечатан, и если вы будете сопротивляться, вас посадят в тюрьму.
Он сложил свои бумаги, медленно спускаясь с крыльца.
– Я буду жаловаться! – грозно, дрожа от ярости, пообещала я. – Я знаю самого Лафайета.
Чиновник обернулся.
– Это не в компетенции гражданина Лафайета. Обратитесь лучше к прокурору Коммуны. Хотя я бы посоветовал вам помалкивать. Ведь вы «бывшая», как-никак.
Его решительно ничем нельзя было смутить. Имя Лафайета уже ни на кого не производило впечатления. Я обернулась к прислуге и тяжело вздохнула.
– Они нас выгнали просто из постели, – басом сообщил Арсен. – Едва дали собраться. Что же это за революция, которая даже лакеев не щадит?
Я обшарила глазами двор и увидела жалкий, впопыхах собранный скарб служанок и лакеев.
– Мы просто не знаем, что теперь делать, – плача, простонала Дениза. – У нас маленький ребенок. Работы сейчас нигде не найти. Хорошо, что вы вернулись, мадам, вы теперь все устроите.
Арсен обнял ее за плечи.
Я тряхнула головой, пытаясь прийти в себя. Матерь Божья, только бы мне сохранить мужество!
– Ну что ж, – сказала я жестко и решительно. – Дениза и Арсен могут пока остаться. Остальных я содержать не могу. Я сейчас же выплачу вам жалованье.
Служанки зароптали, но мне сейчас были безразличны их причитания. Я должна была помнить только о себе. Я позволила себе успокоить их, лишь сказав то, что в том случае, если дом будет возвращен, они могут вернуться на свои прежние места.
Когда я отдала им деньги, у меня осталось в кошельке совсем мало монет.
– Идемте в ближайшую гостиницу, снимем комнату.
Я первой двинулась в путь, отдав свой тяжелый несессер Арсену. За мной следовала Дениза с маленькой Анной Севериной.
Миновав набережную у Королевского моста, я заметила маленькую гостиницу «Голубая роза». Небольшую, но уютную. И недорогую! Я с горечью подумала, что отныне мне часто придется учитывать и это обстоятельство.
Мы взяли у консьержки ключи для двух комнат. Арсен отнес вещи наверх. Я, едва взглянув на себя в зеркало, поспешила к выходу. Надо было торопиться в Ратушу. Я была рада хотя бы тому, что, несмотря на дорогу, выглядела неплохо.
– Мадам, – пристал ко мне какой-то мальчишка лет четырнадцати, – мадам, возьмите меня на службу!
Я не слушала его возгласов.
– Отстань от меня, не то я позову полицию!
– Мадам, вы не пожалеете. Я хорошо могу служить. Я куда угодно пролезу, вот увидите. Сейчас зима, и мне нечего есть.
Я остановилась. Мне вдруг почудилось, что этого мальчишку я когда-то видела, но не могла вспомнить, где именно.
– Но я ведь тоже не богата.
– Я буду служить вам за еду, мадам!
Нет, решительно, я его уже встречала… О Боже… где?
– Как тебя зовут?
– Брике.
– Гамэн Брике! – вскричала я. – Ты приносил мне вести от Паулино!
Теперь и мальчишка узнал меня. Грязное лицо его засияло улыбкой.
– А, ваше сиятельство! Ну, как поживает ваш мулат? Я приложила палец к губам.
– Т-с-с! Не называй меня так. Теперь я бедна. Но ты можешь идти со мной, если уж так хочешь.
Видит Бог, у меня мало денег. Но этот сорванец такой шустрый и настойчивый, что мне наверняка не придется сожалеть о своем решении.
– Куда мы идем? – осведомился он.
– В Коммуну.
– Давайте я буду нести вашу сумочку и муфту.
Я отдала ему все вещи, которые отягощали меня. Мы быстро шли по улицам Парижа. Столица просыпалась. Утренний туман рассеивался, поденщики спешили на работу, у булочных уже давно выстроились очереди. Я заметила одно новшество: теперь у дверей лавки привязывалась веревка, и все стоящие в очереди сжимали ее в ладони – так, чтобы не пролез никто лишний.
