Он не произнес ни слова, она — тоже, потому что обстоятельства, глаза и усмешка яснее ясного говорили о его намерениях.
Действовал он быстро и жестко. Ударил Эми, и ее отбросило назад, ручки ящиков комода вдавились в спину. Но она крепко держала сумочку.
Ударил второй раз, кулаком, целил в лицо, но попал в голову, и Эми упала на колени. Но крепко держала сумочку.
Схватив за волосы, Майкл рывком поднял Эми на ноги. Охваченная ужасом, боли она не чувствовала.
Вот тогда Эми увидела нож, увидела, какой он большой.
Майкл еще не собирался пустить его в ход, крутанул волосы, чтобы повернуть ее, и она повернулась, как беспомощная кукла.
Когда Майкл оттолкнул ее, она споткнулась и упала, едва не ударившись головой о туалетный столик. Но крепко держала сумочку.
Дернула за «молнию», сунула руку внутрь, перекатилась на спину и дважды, как ее и учили, нажала на спусковой крючок[37].
Пуля что-то разбила, в Майкла не попала, но он в шоке отпрянул от нее.
Эми выстрелила вновь, он побежал и уже в дверном проеме между спальней и коридором вскрикнул от боли, потому что третья пуля все-таки настигла его. Пошатнулся, но не упал, а потом исчез.
В самозащите и защите безвинных убийство — не преступление, колебания аморальны, трусость — единственный грех.
Она последовала за ним, в уверенности, что рана не смертельная, с твердым намерением следующей пулей отправить его на тот свет.
В коридор падал свет из комнаты Никки.
В часах сердца Эми заводной ключ ужаса так сильно затянул пружину, что та лопнула, и с губ сорвался молчаливый крик, словно она внезапно перенеслась в безвоздушный мир. Вакуум возник в легких, вакуум окружал ее.
Держа пистолет перед собой обеими руками, она вошла в комнату Никки, но Майкла там не было.
Он побывал там раньше, и увиденное было столь жутким, что Эми отбросило назад, а от горя она едва не приставила пистолет ко рту, чтобы проглотить четвертую пулю.
В этот момент ее не заботило, что этим выстрелом она могла отправить себя прямиком в ад. Но еще больше ей хотелось отправить туда его.
Она буквально слетела по лестнице, в пустом холле увидела распахнутую входную дверь.
Забыв о том, что несколькими мгновениями раньше ей хотелось умереть, Эми выскочила из дома на крыльцо, сбежала со ступенек в ночь.
На востоке, за домом, яркий луч света вырывался из фонарной комнаты на вершине маяка, мощный и молчаливый, как ее крик, предупреждающий моряков, плывущих по Атлантике, о местонахождении берега.
Дуга движения луча составляла сто восемьдесят градусов, чтобы свет не мешал жителям материка, так что на западе маяк ночь не разгонял. Свет чуть отражался от снега, слишком слабый, чтобы Эми могла что-нибудь разглядеть.
Оглядывая ночь в поисках Майкла, она не могла увидеть его… а потом увидела. Он бежал к лесу.
Она выстрелила в четвертый раз, чайки в испуге поднялись в небо, улетели на запад, потом развернулись, над ее головой промчались на восток и ввысь.
Майкл был слишком далеко, чтобы она смогла попасть в него из пистолета. Поэтому Эми бросилась в погоню, решив сначала сократить расстояние, а потом уж стрелять.
Она настигала его, не сомневаясь в том, что так и будет. Он был ранен, она — нет. Он бежал в страхе, она — в ярости.
Когда Майкл добрался до леса, Эми выстрелила вновь, но он не упал, а деревья сомкнулись вокруг него и скрыли в своей тьме.
Теперь ей уже казалось, что сон ее обожаемой дочери реализовался наяву, сон Никки о том, как заблудилась она в заснеженном лесу. Родной отец отнял у нее не только жизнь, но и душу и теперь собирался бросить ее в лесу, где ей предстояло бродить веки вечные, босоногой и испуганной.
Вот эта безумная мысль заставила Эми войти в лес на десять шагов, потом на двадцать, прежде чем она остановилась. Видела перед собой тысячи троп, уходящих сквозь ночь в лабиринт деревьев.
Она прислушалась, но ничего не услышала. То ли он где-то залег, чтобы внезапно напасть на нее, то ли успел убежать достаточно далеко по тропе, и до нее уже не доносился шум его шагов.
Если он затаился, чтобы внезапно напасть, она бы пошла на такой риск, потому что могла убить его в борьбе.
Если он убежал, торопясь к автомобилю, который оставил на другой стороне леса, где проходила местная дорога, ее преследование сыграло бы ему на руку.
С неохотой, но не видя другого выхода, она вышла из-под деревьев и побежала к дому, чтобы позвонить в полицию.
Уже практически добралась до крыльца, когда осознала, что на выстрелы никто не выбежал ни из домика, ни из особняка. Ни Джеймс и Эллен Эвери, ни Лисбет, служанка, ни Каролина, няня.
Они все погибли, то есть она осталась единственной выжившей.
Глава 58
Харроу стоит на скалистом утесе над пляжем, наблюдая, как стена тумана надвигается с моря.
Если туман достаточно плотный, а солнце укрыто еще и тучами, маяк запрограммирован на включение до наступления темноты.
Хотя инженеры береговой охраны этого не знают, Харроу научился подсвечивать датчики, поэтому маяк в такую погоду раньше не загорается. И луч маяка не зародит подозрений у сегодняшних гостей.
Харроу прождал девять лет для того, чтобы закончить начатое той ночью, но теперь ему не терпится показать Эми нож, тот самый, прежде чем вновь пустить его в ход. Он надеется, что она нож узнает и сразу поймет, что ее, в конце концов, ждет та же судьба, что и дочь.
Она, возможно, скорее узнает нож, чем его. За два года, которые он провел в Бразилии, лицо его претерпело кардинальные изменения.
Рио — мировая столица пластической хирургии, где работают лучшие хирурги. Люди приезжают со всех континентов, чтобы вновь обрести молодое лицо.
Так что через два года он вернулся в Штаты с другими именем, фамилией, лицом. Сразу же начал поиски Эми. Дел у него хватало, на него работало множество людей, так что поиски эти не могли стать первоочередной задачей, которая отнимала бы большую часть его времени. Но он не оставлял попыток найти ее.
Конечно, понимал, что ему следует соблюдать предельную осторожность. Если бы он поинтересовался судьбой Эми у человека, имеющего доступ к закрытым судебным архивам, то мог бы привлечь к себе ненужное внимание.
И достаточно долго он не мог получить нужного результата, несмотря на предпринятые усилия, как свои, так и нанятых им частных детективов. Теперь Эми жила новой жизнью, вроде бы перерезав все ниточки, связывающие ее с прежней.
И только девятью месяцами раньше Харроу подумал о медальоне, который постоянно носила Эми, и о сентиментальной истории о хромой, изголодавшейся собаке, найденной ею на лугу и ставшей любимицей сирот и монахинь.
