Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
Тени молчали, как им и подобает, а Дойл выбрал небольшие стальные клещи и продолжил уже ровным тоном:
Он не удивился тому, что Майла замотала головой и начала клясться, что не делала этого. Как будто хотя бы раз было иначе, как будто хоть одна ведьма сразу признавалась в своих преступлениях. Палач в облачении тени протянул было руку к выбранным Дойлом клешням, но Дойл качнул головой и собственноручно, обернув тряпицей ручки, опустил в жаровню.
Долго ждать не пришлось — металл раскалился быстро. Ведьма забилась в цепях и закричала, что ничего не делала — снова.
— Зачем ты наслала чуму на Шеан? — повторил Дойл, поднося клешни почти к самому ее лицу, чтобы она кожей почувствовала их жар.
— Я не делала этого! — повторила она и шепотом добавила: — пожалуйста.
Долгую секунду Дойл пытался найти в ее глаза хоть что-то: искренний страх, осознание невиновности, слепую ярость, злобу — что угодно. Но видел только васильковую ясную кокетливость, как будто глаза тоже были ненастоящими, неживыми. Именно поэтому он одним точным движением прижал клешни к коже на ее голой груди.
Глава 35
Надсадный, вынимающий душу вопль огласил подземелья. Завоняло паленым мясом и сразу же следом — мочой. Дойл не позволил себе ни единой гримасы отвращения и повторил:
— Зачем ты наслала чуму на Шеан?
— Я этого не делала! — провыла Майла и забилась в кандалах еще сильнее, царапая себе руки, выворачивая запястья.
— Доказательств твоей вины достаточно. Признайся — и я позволю тебе умереть на плахе, а не на костре, — произнес он. — И избавлю от боли.
— Я не насылала чуму! Пожалуйста! — Майла рыдала, а ее румяные щечки были все такими же безупречными, и глаза не покраснели.
— Зажмите ее руку, — приказал Дойл теням, и те подволокли тиски, схватили ладонь ведьмы, зажали запястье так, чтобы нельзя было пошевелиться. Дойл протянул руку, и ему подали щипцы. Они обжигали холодом металла, но Дойл понимал — он должен это сделать. Должен получить признание и заставить ведьму заплатить за то, что она едва не уничтожила столицу.
Он мог перепоручить дело палачу, но не собирался делать этого. В глубине души он, пожалуй, хотел отомстить за собственные муки во время болезни. Ее казни вполне хватило бы.
Однако эта пытка была не только для ведьмы, но и для него. Если бы он был внимательнее, наблюдательнее, если бы работал лучше — ведьма не сделала бы то, что сделала.
— Намордник, — приказал он, хотя и сомневался, что одуревшая от боли Майла сможет колдовать. А потом рывком, быстро выдрал из нежного пальца тонкий полупрозрачный ноготок. Кровь хлынула, брызги попали Дойлу на руки.
Если бы не намордник, от крика заложило бы уши. Майла затряслась и обмякла — потеряла сознание.
Ее окатили ледяной водой, ударили по щеке — и она снова открыла глаза. Опять сняли намордник, и Дойл повторил:
— Зачем ты наслала чуму на Шеан?
И Майла заговорила. Про то, как ненавидела своего отца, как хотела власти и поклонения, как взывала к самым черным силам, чтобы погрузить город в пучину смерти.
— Грейл знал? — вспомнил Дойл казненного лорда, за которого однажды просила Майла. На мгновение ему показалось, что в ее глаза мелькнуло непонимание, но потом она заговорила снова.
Да, знал и был ее сообщником, да, она поддерживала заговор лордов, которые пообещали ей титул и, возможно, даже корону. Да, она убивала кошек и козлов, чтобы закрепить чары.
Если бы статуя ожила и заговорила, она говорила бы именно таким голосом — неживым, лживым, пустым. Но признания были — и их было достаточно, тем более, что Дойл видел ее колдовство. Когда она договорила и кулем упала на пол, на ее лице снова застегнули намордник, а Дойл объявил:
— Данной мне королем властью милорда-протектора я приговариваю тебя, Майла Дрог, к смертной казни через… — он вспомнил свое обещание и решил сдержать его: — через отсечение головы и последующее сожжение. Тебе отказано в разговоре со святейшим отцом и в праве очистить свою душу перед смертью. Казнь состоится завтра в полдень на городской площади.
Майла ничего не сказала и не подняла головы. Дойл сделал знак сковать ее и стеречь как можно тщательней, а сам вышел из камеры и склонился над бочкой с ледяной водой. Сначала хотел просто вымыть руки, но с едва осознаваемым раздражением понял, что они ходят ходуном. Зачерпнул воды и плеснул в лицо, надеясь, что холод приведет его в чувство и устранит и дрожь, и металлический привкус во рту. Не помогло.
Он не жалел о том, что сделал и что решил. Но дорого, очень дорого заплатил бы за то, чтобы это были не его деяния и не его решения, а чьи-нибудь еще. Чтобы можно было гордо восседать на норовистом жеребце и вслушиваться в ликование толпы, принимать восторги и поклонение, и чтобы руки никогда не обагрялись кровью преступников — только врагов, выходящих против него с мечом.
К сожалению, он не мог. И, хотя он знал, что Майла виновна, отчетливо понимал, что ее крики еще не раз разбудят его среди ночи.
К себе в покои он шел медленно, словно боялся чего-то и пытался отложить встречу со своим страхом. «Проклятье!», — по привычке пробормотал он. Нужно было успокоиться. Он просто допросил ведьму — ничего больше. И это была не первая ведьма у него на допросе. И ее оболочка — просто фальшивая картинка, скрывающая мерзостную сущность.
Дойл не мог сказать, почему чувствует себя настолько отвратительно и не успел найти в себе ответ на этот вопрос — возле двери в его комнаты стоял Джил: напряженный и как будто испуганный.
— В чем дело? — спросил Дойл.
— Милорд, — вздрогнул мальчишка, — я не смог ее выпроводить, она сказала, что должна вас увидеть и подождет, даже если… — он сглотнул, — придется ждать всю ночь. Я проводил ее в столовую и подал вина…
Дойл даже не стал спрашивать, о ком идет речь. Только одной женщине достало бы бесцеремонности на то, чтобы ворваться к нему в покои ночью, и властности, чтобы так напугать Джила.
Дойл глянул на слугу, раздумывая, не влепить ли ему затрещину за то, что не может справиться с женщиной, но понимал, что совершенно не хочет этого делать. Кроме того, сердце привычно глухо застучало где-то в горле, а к щекам прилила кровь. На этот раз — от стыда. После подземелья и пыток ему, он знал, будет стыдно поднять глаза на леди Харроу. Он была выше этого, чище, на ее руки никогда не брызгала чужая кровь.
Она сидела на стуле возле камина: ее спина, как и всегда, был безупречно прямой, подбородок горделиво запрокидывался, маленькие руки спокойно лежали на коленях. Услышав стук двери, она обернулся, поднялась и тут же присела в реверансе. Дойл поклонился — и замер, не зная, что говорить. Он схватил ведьму, потому что должен был, но сейчас, видя покрасневшие глаза леди Харроу, почти физически ощущал ее боль от потери подруги.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
