Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Из-за этой бумажки с адресом, которую Анна Лемешева просто забыла выбросить, инженера Масальского ни за что ни про что продержали в кутузке добрую неделю, пока не выяснили, что он ни в чем таком не замешан, разве только сделал Анне нескромное предложение, из-за которого, собственно, она и отказалась квартировать у супругов Масальских.
Но это не все. Пока Алексей Васильевич сидел в ожидании своей участи, милиция запросила у «Ростовнеруда» на него характеристику. Партийная организация ответила примерно так: работник он неплохой, коммунист со стажем, общественник, политически грамотный, но убить, конечно, может. Не поручимся, что не убийца.
Хорошие у него оказались друзья по партии.
И это не все про Алексея Васильевича. Пока он страдал в камере следственного изолятора, у него на квартире учинили обыск, во время которого пропали самые дорогие его сердцу реликвии — знаки ударника труда и почетного железнодорожника. Со стороны милиции, таким образом, он тоже претерпел несправедливость.
Но больше всего задевает Алексея Васильевича не отсидка и даже не пропажа трудовых регалий, а то внимание, которое уделяют его сослуживцу Андрею Романовичу Чикатило средства массовой информации. С какой стати? Показания суду Масальский давал скупо и неохотно, ссылаясь на глухоту и скверную память, но в перерыве, оказавшись лицом к лицу с прессой, буквально преобразился. Небольшого роста, сухонький, он сразу стал значительным и даже с некоторым намеком на монументальность. Он говорил поучительно, с отцовской назидательностью.
«Вот скажите мне, а на кой хрен вам, писателям, такой герой, как Чикатило? На чьем примере собираетесь молодежь воспитывать? Разве о таком писал писатель Гайдар? Он бы не одобрил того, что творит его внук…»
Сбившегося с темы Алексея Васильевича, перешедшего с педагогики на экономику и с Гайдара-деда на Гайдара-внука, мы вежливо возвращаем к Чикатило. Но он опять сбивается — на себя:
«Меня отец так учил: приди на работу на полчаса раньше других — чтобы люди, как придут, сами с тобой здоровались. Так больше уважать будут. И работай на совесть, оставь свой след на земле… А что я оставлю? Сколько ни вкалывал — ничего. Похоронят и забудут. А Чикатило не забудут. Хоть он и мерзавец, а в Книгу Гиннесса попадет…»
Слово «Гиннесса» он произносит с ударением на последнем слоге.
Он и сам не прочь попасть в эту книгу. На любых условиях, лишь бы его не забыли. Ну не на любых, уточняет он; то, что натворил Чикатило, — это слишком, но очень хочется, чтобы внуки прочитали, каким был дед.
В его словах слышится обида на несправедливость. И нота зависти к страшной известности бывшего сослуживца.
«Вы теперь молодежь на „Молодой гвардии“ уже не воспитываете», —
продолжает он. И этому не даст покоя военная тема.
«Везде у вас насилие и секс».
Последнее слово он произносит с заметным отвращением, хотя из материалов дела мы уже знаем, что ничто человеческое ему не чуждо.
«Когда я приехал о Ростов в сорок шестом, была разруха, голод, народ раздет… Но был энтузиазм. За малое преступление расстреливали. Много расстреливали, смерть за смерть. Так и сейчас надо. А отмена смертной казни за взятки и валютные дела — это преступление против народа. Красиво жить захотели: воровать, торговать, убивать…»
Своеобразное понятие о красоте жизни.
До чего ему обидно, что пишущая братия слетелась сюда, чтобы узнать побольше о каком-то убийце, а о нем, труженике, из того же гнезда родом, тем же трудовым путем шагавшим, писать не собираются.
Желая хоть отчасти искупить вину своих коллег перед честным тружеником Масальским, мы и ему уделяем некоторое место в этой книге. Хотя и несравненно более скромное, нежели его коллеге Андрею Романовичу.
А вот ежели у Чикатило все было бы в порядке с ненавистным сексом, ежели собственное бессилие не толкало его к издевательствам и убийствам, кем бы он стал тогда? На кого походил бы?
И тогда, вызванный свидетелем в суд, он, возможно, попрекал бы журналистов тем, что они пренебрегают «Молодой гвардией». Что только и думают о сексе и насилии.
В застывшем сознании этих людей секс и насилие образуют устойчивое сочетание с откровенно дурным смыслом. И то и другое для них в равной мере достойно осуждения. Собственный сексуальный опыт не в счет.
Несчастные, замороченные люди.
* * *
После убийства в парке Авиаторов доброй и непутевой девушки Иры Лучинской (это случилось за неделю до ареста) Чикатило не убивал почти год.
Устроившись на электровозостроительный завод в Новочеркасске, он рассчитывал на командировки поинтереснее, нежели в ближние и уже надоевшие города. Первая серьезная деловая поездка состоялась у него в конце июля 1985 года. Его направили в Москву, на столичный завод «Москабель».
Командировка складывалась удачно: ему дали удобную комнату в заводском общежитии, дела оказались нехлопотными, оставалось свободное время, чтобы побродить по городу и сделать покупки.
Среди шести фотоснимков, предъявленных следователем, комендант общежития Г. Ф. Ляпичева без колебаний опознала Чикатило. Она даже вспомнила его фамилию, потому что у нее на свадьбе свидетелем был знакомый с «Москабеля», тоже Чикатило, — удивительное совпадение для такой редкой фамилии. А еще ей запомнился Андрей Романович потому, что предлагал встретиться после работы, прогуляться и поговорить о том о сем.
На ее счастье, она отказалась. Сказала, что занята. Но немолодого солидного ухажера не забыла, он ей показался симпатичным: вежливый, начитанный, хорошо разбирается в художественной литературе. Так все и записали в протоколе.
На суде Андрей Романович сказал, что тоже помнит эту женщину.
«Только я ее никуда не приглашал, — добавил он. — А за комплимент спасибо. Ее слова делают мне рекламу как мужчине».
Любая похвала доставляла ему удовольствие. Всякое сомнение он отметает: не приглашал, а если бы пригласил — пошла бы как миленькая.
Так или иначе, вечер 1 августа 1985 года оказался свободным. Андрей Романович решил использовать его для покупки билета в Ростов. Не совсем понятно, зачем ему понадобилось ради этого ехать в аэропорт — авиационных касс полно и в городе. Но всякое может быть — не знал, полагал, что в аэропорту надежнее… Или — не мог устоять перед соблазном прокатиться за город на электричке.
Опытные путешественники знают, что самолеты в южные города — и в Ростов тоже — летают из аэропорта Внуково, куда электричка не ходит. Но в те дни внуковская взлетно-посадочная полоса была на ремонте и рейсы перенесли в Домодедово.
Это стоило жизни восемнадцатилетней Нине Похлистовой.
Умственно отсталую девушку, жившую неподалеку от аэропорта, часто видели на платформе Авиационная. Она любила кататься на электричке.
«В тамбуре я увидел девушку. На ней был старый облезлый плащ, она курила. Я с ней заговорил. Она спросила, есть ли у меня выпить… Я ответил, что деньги есть и спиртное можно купить… Договорились, что девушка вступит со мной в половую связь. Мы вышли с ней на остановке, название которой я не знаю… прошли через небольшой поселок, мимо домов, перешли дорогу, вошли в лес, сели на траву… Она разделась… Я расстегнулся… хотел совершить половой акт… ничего не получалось…»
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
