Отец не уточнил, кто это — «они», но я знала и так. Я указала раскрытой ладонью на кресло перед столом, и отец опустился в него с неизменным изяществом, перекинув через подлокотник край плаща, чтобы тот не помялся.
Я знала, что он не услышит мой голос, поэтому и не пыталась заговорить. Вместо этого я нацарапала простенькую записку и подтолкнула к нему пергамент. Даже такое общение казалось удивительно странным. Отец всю жизнь относился ко мне как к бракованной, но ценной фамильной собственности — чему-то, что тщательно берегут, не доставая при этом из темного угла.
Я умру, ты умрешь.
Он прочел записку и равнодушно отодвинул ее в сторону.
— Лорды об этом не знают. Они презирают Одаренных и не поверят пророчеству Мешары. А если и поверят, оно их не остановит.
Я ненавидела свой детский почерк, скачущие буквы и простые слова, но больше у меня ничего не было. Я взяла другой пергамент.
Я жду ребенка.
Отец уставился на меня с откровенным ужасом.
— Еще одна причина тебя убить, — пробормотал он, в то время как его мысли вопили: «Глупая девчонка. Глупая, глупая девчонка».
Кель Джеруанский, брат короля, следующий в очереди на трон, — вывела я дрожащей рукой, упорно сглатывая подступающие слезы. Это предложение заняло у меня столько времени, что отец начал ерзать в кресле и выхватил листок, едва я дописала последние слова.
Пробежав его глазами, он лишь фыркнул:
— Мне об этом ничего не известно.
Я взяла новый лист.
Король его признал.
У отца отвисла челюсть. Несколько секунд он сидел неподвижно, а вокруг него, точно искры, лихорадочно метались слова. Затем он откинулся в кресле и провел по лицу изящной рукой.
— Палата лордов будет в ярости.
Я подтянула к себе бумагу и спокойно подытожила.
Я умру, мой ребенок умрет. Я умру ты умрешь. Я умру, Кель станет королем.
Отцу не потребовалось много времени, чтобы сделать вывод.
— Ты должна назначить меня регентом, дочка. Лорды согласятся. Так вы с ребенком будете в безопасности.
Я внимательно на него посмотрела. В кои-то веки мы глядели глаза в глаза. В голове роилась тысяча вопросов, но мне бы понадобилась целая жизнь, чтобы изложить их на бумаге. Я подумала о Корвине, о лесах, где выросла. Я могла бы туда вернуться. Спокойно воспитать ребенка. Отказаться от притязаний на трон. У меня не было ни малейшего желания царствовать, а без желания все превращалось… в обязанность. Я закрыла глаза и опустила подбородок на грудь. Затем обмакнула перо в чернила и вывела на бумаге короткое признание.
Я никогда не хотела быть королевой.
Отец расплылся в улыбке. Она совершенно преобразила его лицо, и я подумала, что это первая улыбка, которую я вызвала у него за двадцать лет.
— Тогда решено. Когда лорды прибудут, мы скажем им, что все уже улажено.
Я медленно покачала головой. Нет. Улыбка отца немедленно погасла, уступив место глубоким морщинам разочарования.
— Другого пути нет, дочка.
Король выбрал меня.
Отец выдернул бумагу из-под острия пера и разорвал ее пополам.
— Он тебя не выбирал! Ему нужен был твой дар, твоя сила. Он использовал тебя! — выплюнул лорд Корвин, перегнувшись через стол так резко, что мне стали видны угольные крапинки в бледно-серых глазах.
Мое сердце сделало кульбит, легкие замерли на выдохе. Я не могла отвести от него взгляд. Отец уперся ладонями в стол, почти касаясь моего лица.
— Думаешь, я не знаю, на что ты способна? — внезапно прошипел он. Слова вырывались у него изо рта с глухим звуком, напоминающим трение песка о камни. — Ты как твоя мать… только в тысячу раз хуже! Ты убила ее и обрекла меня на жизнь в страхе.
Я поднялась на трясущиеся ноги.
Вернись ко мне, моя корона, И укажи хозяйку трона.
Не прошло и пары секунд, как черная корона, которую я так редко надевала, вылетела через балконные двери опочивальни, пронеслась по двору и нырнула в окно библиотеки, после чего царственно опустилась на мои уложенные вокруг головы косы. Это был единственный доступный мне ответ, который не требовал слов.
Отец с руганью отпрянул.
— Ты… ты ребенок! Немая! Ты не можешь править Джеру. Лорды тебя уничтожат!
Он прекратил шептать. В его голосе звучало отчаяние, и я на секунду подумала, что оно вызвано страхом за мою жизнь.
— Если бы я мог, убил бы тебя собственными руками, — прошипел отец, и последняя надежда умерла.
Я молниеносно сплела заклинание. Кресло, из которого Корвин только что встал, боднуло его под колени и, когда он повалился назад, стремительно взмыло в воздух. Отец закричал и попытался спрыгнуть на пол, но кресло накренилось, словно вставший на дыбы жеребец, и помчалось к дверям библиотеки. Я предупредительно распахнула их усилием мысли.
Един для всех гостей закон: Нахалы пусть ступают вон!
В коридоре раздался грохот, стон, и через мгновение пустое кресло вернулось на прежнее место. Я коротким приказом захлопнула двери и заперла их изнутри.
Глава 31
ЗА ДВЕРЬЮ БИБЛИОТЕКИ послышалось знакомое фырканье, и я отперла замок одним усталым словом.
— Птичка? — прошептал Буджуни с порога, оглядывая пустую комнату.
Я здесь.
— Где?
Под столом. Он не спросил, почему я прячусь, просто прикрыл дверь, обошел стол и заглянул за кресло, которым я забаррикадировалась. Тролль был таким маленьким, что ему даже не пришлось нагибаться. Увидев меня, он отодвинул кресло, тоже залез под стол и утешительно похлопал по коленке.
— Ты плачешь… Это хорошо. Не будешь скорбеть — не залечишь рану.
Мой отец здесь.
— Я знаю, — вздохнул Буджуни.
Я его ненавижу.
— Нельзя исцелиться, ненавидя. Отпусти его, Птичка, — пробормотал тролль, вытирая мне слезы пухлыми пальцами.
Я не шевельнулась, но с благодарностью приняла его заботу. По правде говоря, я еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной.
Лорды съезжаются в Джеру.
— Вот оно что.
Отец знает о моем даре. И молчит только потому, что боится за свою жизнь. Но он в отчаянии. Будь он уверен, что меня можно отстранить от власти, не убив, он бы уже так и сделал. Если он выдаст меня Бин Дару или Голю, они захватят трон и уничтожат всех Одаренных в Джеру.
