Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
На этом записки деда обрываются. Но из документов ЦАМО ясно видно: именно по выходе 14-го РАБ к своим 11-я смешанная авиадивизия, получившая новые самолеты, смогла возобновить боевую работу.
Личное дело полковника Воронова
К исходу 23 июня 1941 года почти весь уцелевший летный состав 11-й САД был отправлен в тыл: часть летчиков перелетела на запасные аэродромы на своих самолетах. Отправили и «безлошадных» — в Минск и Москву — получать новую матчасть: кого по воздуху, кого поездами и на автомобилях. Затем по приказу штаба ВВС Западного фронта начался отвод и собственно 14-го РАБ и остатков наземных подразделений 11-й авиадивизии. Но еще до выхода из Лиды колонны 14-го РАБ и остатков 11-й авиадивизии, к вечеру 23 июня, невзирая на бомбежки аэродрома и города, дед организовал эвакуацию в тыл из военного городка женщин и детей, выделив полуторки и автобусы. Затем вместе с подчиненными занялся уничтожения имущества, которое невозможно было вывезти: горюче-смазочных материалов, боеприпасов, вооружения, вещевого имущества, стационарных мастерских. Вывели из строя и оставленные самолеты. Что не смогли вывезти или уничтожить, как рассказывал дед, чтобы не оставлять немцам, постарались раздать населению. Позаботились и об уничтожении всей секретной документации. И в ночь на 24 июня выдвинулись сами.
Только вот, увы, далеко не все: немало бойцов и командиров 286-й авиабазы и 165-го БАО пало в бою, защищая аэродром Новый Двор от прорывавшихся к нему немецких частей — они дали возможность летчикам 122-го истребительного авиаполка уйти из-под удара. При обороне этого аэродрома погиб почти весь командный состав 165-го БАО: в списках безвозвратных потерь насчитал девять человек только командного состава. В их числе и командир батальона, капитан Михаил Безруков…
Под командованием полковника Павла Воронова из кольца было выведено порядка 2000 человек и 250 единиц техники: весь автопарк своего района и дивизии, который сумел собрать. И, главное, топливо— и маслозаправщики, машины для заправки водой, сжатым воздухом, автостартеры, кислородные станции, подвижные авиаремонтные мастерские, тягачи, технику для чистки летного поля от снега, подвижные радиостанции, загрузил и увез аппараты для подогрева зимой моторов… Под завязку залили в цистерны топливо и масло, да еще вывезли немало боеприпасов и вооружения. Как рассказывал дед, когда увидел, что соседние, пехотные, склады забиты новейшими самозарядными винтовками Токарева (СВТ-40), душа не выдержала — сколько могли, «позаимствовали».
Дед рассказывал, как шли по проселочным дорогам, обходя немецкие дозоры и заслоны, порой двигались параллельно несущимся по шоссе немецким колоннам: «Всю Белоруссию за 20 лет службы буквально пешком прошагал и на самолетах облетал, знал все тропы и броды, на картах не отмеченные. Там и шел, где на картах ничего не было…». Как-то спросил его: вас было так много, почему же не вступали в бой, почему не били по немецким колоннам, не атаковали… Дед, сдерживая резкие слова, после паузы ответил романтическому мальчишке: «С авиатехниками, мотористами, связистами, инженерами, вооруженцами, интендантами, поварами, шоферами, фельдшерами и летчиками — против строевых частей?! С винтовками, считанным количеством пулеметов, без противотанковых средств, без тяжелого вооружения — против полевых полноценных войск? С машинами, до отказа забитыми авиабомбами, боеприпасами, с цистернами горючего, когда хватило бы одной пули, чтобы все это взлетело на воздух — в бой? Может, кого-нибудь из засады и потрепали бы, на этом все тут же и закончилось бы. И наша дивизия лишилась не только техники, без которой она просто не могла воевать, но и нескольких сотен подготовленных специалистов, заменить которых было некому…». Всю справедливость этих горьких слов смог осознать много позже — когда сам побывал на войнах…
А еще, взяв карту, подсчитал: выходя из кольца, колонна деда прошла — в основном ночью, нередко под бомбежками и артобстрелами — свыше 550 километров. Много это или мало, судить не мне.
Из служебной характеристики на начальника 14-го района авиационного базирования полковника Воронова Павла Петровича, подписанной 28 сентября 1941 года командиром 11-й САД генерал-лейтенантом авиации, дважды Героем Советского Союза Кравченко:
«С начала военных действий с немецким фашизмом полковник Воронов бесперебойно обеспечивает боевую работу авиаполков дивизии. Благодаря его упорной работе авиаполки не чувствовали недостатка в снабжении боеприпасами, горючим и всеми остальными видами снабжения и довольствия. Инициатива, которую проявляет полковник Воронов, позволяла своевременно маневрировать батальонами и выводить из-под ударов противника. С 22 июня по 20 сентября район вместе с 11-й САД сменили 7 аэродромных узлов. Передовые аэродромы находились в 8–12 километрах от противника, но благодаря хорошей маскировке аэродромов не было ни одного случая бомбардировки и штурмовки их самолетами противника. Наши авиаполки на аэродромах не потеряли ни одного своего самолета.
Товарищ Воронов лично руководил обороной города Погар, где задержал противника силами бойцов своих батальонов, чем обеспечил отход частей 13-й армии, за что получил благодарность от командующего Брянского фронта. В работе не один раз подвергался опасностям, выводя батальоны из-под огня противника. Трудолюбив, вынослив и дисциплинированный командир. Заслуженно пользуется авторитетом. Представлен к правительственной награде…» Ниже виза командующего ВВС 13-й армии генерал-майора авиации Емельянова: «С данной характеристикой вполне согласен, тов. Воронов со своей задачей справлялся отлично, сам является неутомимым инициативным командиром…»[50].
Глава 14. «Арестовать и судить как труса и предателя…»
В июле 1941 года по приказу Сталина было расстреляно командование Западного фронта
8 июля 1941 года начальник 4-го отдела 3-го Управления Наркомата обороны[51] бригадный комиссар Болотин направил спецсообщение № 37030 двум членам Государственного комитета обороны (ГКО) — Георгию Маленкову и Лаврентию Берии, а также начальнику Генерального штаба РККА Георгию Жукову. Особист информировал, что командующий 4-й армией Западного фронта генерал-майор Александр Коробков «проявил трусость и не организовал оборону частей армии». По версии чекистов, «23 июня 1941 года он, вместе со своим штабом, уехал в Пинск, где областному военкому майору Емельянову сказал, что „нас окружают войска противника“, и, не отдав никаких приказаний о подготовке частей к бою, уехал в Минск». После чего майор Емельянов, будучи по должности еще и начальником Пинского гарнизона, «собрал командиров частей и отдал приказание — подготовить части к эвакуации, а Пинскому военгоспиталю эвакуироваться немедленно. Одновременно приказал начальнику окружного склада № 847, воентехнику 1-го ранга Разумовскому, взорвать склад». Разумовский приказ вышестоящего начальства «выполнил 24 июня». Взрывом склада, говорилось в спецсообщении, уничтожено около 300–400 вагонов с артиллерийскими снарядами разных калибров, винтовочными патронами и другими боеприпасами, «в то время, как части 4-й армии, находившиеся за 70 км от Пинска, оставались без боеприпасов». Также, по утверждению чекистов, «взрыв склада осложнил военные операции частей Красной армии, действовавших на фронте», «вызвал панику среди жителей г. Пинска», в результате чего «призванные по мобилизации, находившиеся в военном городке, после взрыва склада разбежались. Емельянов и Разумовский арестованы».
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
