Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
В субботу все снова повторилось, восемь раз по две минуты. Вместе с паузами пальба длилась три часа. После этого наступила тишина. Командир полка пополз по соединительному окопу и через 15 минут был у края поста 135, вслед за ним подползли один за другим командир батальона и командир роты.
Сначала минуту все молчали, после чего «взорвалась бомба». Командира полка вот-вот должен был хватить апоплексический удар, вены на лбу и шее вздулись, в течение трех минут он ревел так, что могли рухнуть стены Иерихона. Затем он пополз обратно. Командир батальона вел себя спокойнее.
Командир роты стоял с красным лицом. У обоих ефрейторов поста 135 было такое впечатление, что он сейчас взорвется. Когда командир батальона отполз на расстояние пятидесяти метров, он действительно взорвался, но только от смеха. Командиру роты было двадцать шесть лет, он был архитектором в Дюссельдорфе, а сейчас – в звании лейтенанта, кроме того, у него было четыре ранения.
Двух солдат на посту 135 одолевала скука, и они придумали для себя развлечение. На каске они нарисовали глиной шесть кружочков, как на мишени, затем делали ставку на кружок или промах – каждый по десять марок. После этого каску закрепляли на палке и поднимали на десять сантиметров выше уровня груди. Эффект был потрясающий: по каске палили, подходили, проверяли попадание, платили марки, и все повторялось сначала.
На посту 135 валялись на земле семь изрешеченных пулями касок. Ефрейтор Грубе выиграл сто сорок шесть марок.
17 октября 1942 года 6-я армия сообщила о численности боевых подразделений, назвав цифру 66 549, без учета сил 4-го армейского и 48-го танкового корпусов. Численность подразделений, обеспечивавших снабжение армии, к тому времени составляла 334 000 человек.
До 18 ноября из котла вылетели или были вывезены по железной дороге 17 000 раненых. Во время прорыва русских в период с 19 по 21 ноября потери составили 34 000 человек, на Чирском фронте – 39 000 человек. 25 ноября боевые части котла, включая 48-й танковый и 4-й армейский корпуса, а также румынские части, насчитывали 284 000 человек, из которых до 24 января 1943 года 29 000 человек были вывезены из котла самолетами в качестве раненых. Из 255 000 тысяч остававшихся в котле человек до конца января погибли или пропали без вести 132 000.
Таким образом, до 2 февраля 1943 года в плен были взяты 123 000 человек.
Лежа на деревянных нарах рядом с больными сыпным тифом в лагере военнопленных в Елабуге, священник, на изношенном кителе которого был спортивный значок, стонал:
– Я – король мертвецов Гумрака.
Два месяца назад д-р Людвиг оказывал последнюю помощь умирающим, соборовал, принимал последние приветы родным и близким, не зная при этом, сможет ли он когда-нибудь передать их родителям или жене.
На него смотрели детские глаза девятнадцатилетнего солдата. «Четки», – произнес умирающий молодой человек и указал на разорванный и пропитанный кровью карман брюк. «Король мертвецов Гумрака» сунул руку в его карман и в испуге отдернул ее назад – его рука угодила в открытую брюшную полость.
Таких эпизодов были тысячи.
Священник вел бесперспективную борьбу с массовым вымиранием. Не в состоянии уже оказывать внимание отдельным умирающим, он совершал общий обряд: соборование, «Отче наш», любовь к ближнему – ведь в Гумраке была целая гора из тридцати тысяч трупов, и не думать об этом он не мог.
На главном медицинском пункте было отведено специальное помещение для раненых в голову или живот, и те, кто были признаны безнадежными, отправлялись из операционной палатки прямо к «священнику». Санитары приносят одного раненого, лицо которого уже было накрыто брезентом. Священник снимает с лица покрывало и совершает последний обряд, сегодня уже в сотый раз, после чего читает «Отче наш». Когда католический обряд совершен, «мертвец» под одеялом складывает руки и произносит последнюю строку из евангельской молитвы: «…ибо Твое есть Царство и сила и слава вовеки».
«Само слово Сталинград нельзя просто так произносить или написать. Его можно упоминать только в молитве».
Эти слова произнес священник 76-й пехотной дивизии, попавший в плен в ночь с 15 на 16 января, в то время, когда все уже было потеряно и уже ничего нельзя было спасти. Вопреки четкому приказу командира дивизии он остался в долине Россошки вместе с ранеными, чтобы оказать им свою помощь священника. Вместе с одним солдатом, имевшим легкое ранение, он распределял последний оставшийся хлеб. На каждого приходился кусок весом пятьдесят граммов. Все врачи и санитары некоторое время назад бросили их и ушли, назвав оставшегося священника сумасшедшим. В отчаянии больные и раненые кучами цеплялись за отъезжавшие машины, затем в небольшой балке между Россошкой и Питомником наступила жуткая тишина.
Всю эту тишину нарушил испуганный крик: «Русские идут!» Возникла паника, тот, кто еще был в состоянии двигаться на перевязанных бинтами и отмороженных ногах, пытался уйти в сторону Сталинграда. Священник вышел из своего земляного убежища и по дну балки отправился навстречу русским. Из-за поворота неожиданно появились пятнадцать молодых солдат-сибиряков и остановились в пятнадцати метрах от него – на всех была превосходная зимняя одежда. «Я священник, Христос воскрес в войне!» – прокричал он на ломаном русском языке.
В ответ на этот возглас русские опустили свои автоматы и произнесли: «Воистину воскрес!»
После этого они подошли к священнику, обняли его за плечи и поцеловали его по русскому пасхальному обычаю – в обе щеки и в губы.
Затем русские солдаты повели священника по балке на юг, где раньше находился санитарный блиндаж 76-й пехотной дивизии. Перед входом в земляное укрытие, в котором прежде располагалась полевая кухня, лежал убитый русский солдат, за которым стоял молодой немецкий солдат с поднятым карабином. Из укрытия на священника с испуганными лицами смотрели еще два молодых солдата.
– Товарищи, – обратился к ним священник, – русские нам ничего не сделают, пойдемте со мной, надо помочь раненым.
– Ты – русский! – прокричал солдат, стоявший у входа, и направил на священника свой карабин.
Легкораненый, помогавший священнику при раздаче последних кусков хлеба, бросился на него со словами:
– Слушай, не будь идиотом! Это же священник 76-й дивизии!
Русский старший лейтенант отдернул священника назад, в этот момент около мертвого русского, лежавшего у входа в укрытие, рухнул легкораненый солдат, бросившийся на помощь. Русские, захватив священника с собой, быстро отошли на сто метров и направили ствол орудия на вход в укрытие. Прежде чем прогремел выстрел, священник отвернулся.
«Само слово Сталинград нельзя просто произносить или написать. Его можно упоминать только в молитве!»
Танк лишился гусениц, но пушка и пулемет еще могли стрелять. В танке сидели пять человек, устроившись в нем кто как мог. Танк был остановлен прямо на передовой в том месте, где раньше располагался командный пункт командира полка, поэтому отсюда был проведен телефонный провод в дивизию. Командир полка был уже далеко, и теперь здесь прочно обосновались пятеро солдат, принадлежавших соседнему полку.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
