Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
В первых числах июля Карл VII принял д'Эстутвиля и его помощников в замке Меэн-сюр-Иевр. Легата сопровождали итальянские юристы, доктора права Теодор де Лелис и Паоло Понтано. Общее мнение свелось к тому, что во Франции невиновность Жанны доказана (Франция, впрочем, никогда не верила в ее вину!). Теперь нужно было убедить в этом папскую курию – только санкция Рима могла позволить начать официальный процесс реабилитации. Д'Эстутвиль сделал все, что мог. По возвращении в Рим он передал собранные материалы, а также копию процесса 1431 года Лелису и Понтано, прося обосновать конечные выводы.
Юристы не замедлили ответить внушительными записками, в которых, рассматривая руанский процесс с правовой точки зрения и по существу, отметили все его сомнительные моменты, а также все то, что оправдывало поведение подсудимой. Оба эксперта усомнились в правомочности епископа Кошона судить Жанну, поскольку она не совершила никакого преступления на территории его диоцеза. Оба нашли, что подсудимую не имели права держать в светской тюрьме и лишать защитника; оба констатировали наличие недозволенных приемов следствия, в том числе угроз, шантажа и т. п. Понтано при этом дал уничтожающую оценку обвинительному акту, заметив, что составители его широко использовали ложь и клевету; он указал, в частности, приведя весьма убедительные основания, что Жанну нельзя было считать преступницей за ношение мужского костюма. В целом оба юриста, хотя и не формулируя окончательных выводов, показали полную несостоятельность процесса осуждения.
Одновременно с благословения великого инквизитора Брегаля целый сонм церковных авторитетов поднялся на защиту Орлеанской девы и в самой Франции. Начался второй тур славословий Божественной премудрости, результатом которой якобы явилась миссия Девы. Подобно тому, как это имело место летом 1429 года, появилось множество сочинений, свыше десятка трактатов и мемуаров, авторы которых рьяно доказывали необходимость оправдания Жанны.
Именно теперь начали определяться главные процедурные стороны будущего процесса. На очереди был вопрос: кто возбудит дело, явится в нем истцом? Казалось бы, ответ мог быть только один – его определил весь предшествующий ход событий: истцом являлся фактический инициатор процесса, «оскорбленный» Карл VII. Но французский монарх, верный себе, пожелал остаться в стороне. Юрист Жан де Монтиньи, выступая с позиций правительства, в специальном трактате доказывал: поскольку Жанна была осуждена из политических соображений, официальное выступление французского короля с требованием пересмотра дела носило бы такой же чисто политический характер. Это, по мнению Монтиньи, ослабило бы впечатление от нового процесса; подлинным истцом, считал он – и это стало официальной точкой зрения, – могли быть только ближайшие родственники Жанны: ее мать (Жак Дарк к этому времени умер) и братья.
В 1453 году завершилась наконец Столетняя война. Сбылось предсказание Жанны, некогда смело брошенное ею неправедным судьям:
– Все англичане будут изгнаны из Франции, за исключением тех, которые найдут здесь смерть!..
А между тем апостолической санкции на открытие оправдательного процесса все еще не было. Папа Николай V, обеспокоенный падением Константинополя в том же 1453 году и всецело поглощенный идеей крестового похода, не был склонен заниматься делами французского короля.
Только через два года по окончании войны, когда на папский престол вступил Каликст III, избранный при поддержке французских кардиналов, положение изменилось. Через полтора месяца после принятия сана, отвечая на ходатайство семьи д'Арк, Каликст направил архиепископу Реймскому и епископам Парижа и Кутапса рескрипт, наделяя их полномочиями пересмотреть «бесчестный и неправедный процесс» и вынести окончательное, «не подлежащее апелляции» решение.
Глава 4
РЕАБИЛИТАЦИЯ
И снова собрались богословы и законоведы, чтобы определить судьбу (на этот раз – посмертно) скромной крестьянки из Лотарингии. 7 ноября 1455 года в соборе Нотр-Дам в Париже произошло торжественное открытие процесса реабилитации[20] Жанны из Домреми. Приступал к многомесячным трудам новый трибунал. Как и синклит епископа Кошона, он должен был провести «образцовый процесс». Так же, как и в 1431 году, суетились судьи и ассистенты, так же снаряжались комиссии для опроса свидетелей в места жизни и деятельности Жанны. Но теперь все это делалось с противоположной целью: искали не дьявола, а ангелов, не колдовство и ересь, а Небесное откровение и Божье предопределение…
– Мое имя Жан Моро, добрые господа; от роду мне семьдесят лет, и, подобно отцу и дедам моим, я крестьянствую; проживает же семейство наше в деревне Гре, рядом с Домреми… В Домреми и родилась Жаннетта и была крещена в приходской церкви в той же деревне. Отец ее прозывался Жаком Дарком, мать – Забиллэ; они были крестьянами и жили там же, в Домреми. Могу заверить, поскольку знаю это: и он и она всегда были добрыми христианами и честными работниками. А знаю я это точно потому, что часто бывал у них – я ведь крестный Жанны. Знаю также, что и Жанна с младенчества была доброй, воспитывалась в нашей вере и вся деревня любила ее. Как и всякая девочка, чьи родители не обладают большим достатком, Жаннетта вплоть до отбытия из отчего дома трудилась на пашне, пасла скот, пряла и выполняла другие женские работы. Она часто ходила в церковь; заслышав колокольный звон, шла к обедне, где бы ни находилась в это время. Я много раз видел ее идущей на исповедь в день Пасхи или иного праздника…
Вы спрашиваете о «дереве фей»? Я слышал разговоры, будто некогда вокруг него танцевали прекрасные женщины, называемые феями. Но утверждают, что с тех пор как возле него стали читать Евангелие от Иоанна, они не появлялись более. Некогда в воскресенье, называемое у нас «воскресением Источника», а также иногда весной и летом в праздничные дни девушки и ребята из Домреми приходили к дереву плясать; иногда они там закусывали, пили воду из Смородинного ручья и возвращались с шутками и песнями. Жанна ходила туда вместе с другими, делая то же, что и они. Но никогда я не слышал, чтобы она отправлялась к дереву или ручью с иной целью…
Когда Жаннетта покинула родительский дом, она два или три раза была в Вокулёре и говорила с тамошним бальи… Вот и все, что мне ведомо. Прибавлю, что в июле, когда я поехал в Шалон, поскольку стало известно о пребывании там короля на пути в Реймс, я встретил Жанну, которая подарила мне кафтан красного цвета, бывший на ней…
…Так начался в среду, 28 января 1456 года, опрос свидетелей на родине Жанны. Для тридцати четырех мужчин и женщин из Домреми и окрестностей она осталась своей, девчонкой, Жаннеттой. Они помнили ее очень хорошо и рассказывали о ней просто, по-деревенски, без громких фраз, но с глубокой любовью. Никто из этих людей не заикнулся о «чудесах» – напрасно их спрашивали о «дереве фей» и других подобных вещах, – но все говорили о ее чуткой душе, доброте, отзывчивости, о ее любви к труду и трудящемуся люду. Какой же была для них она, эта Жанна? Да такой, как они все, только чуть лучшей… Самой лучшей из всех в деревне!..
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
