Анастас Микоян, согласно его воспоминаниям, был свидетелем разговора Сталина с профессором Розановым, который и делал операцию Фрунзе. Причем, по словам Микояна, именно Сталин выражал обеспокоенность, нужна ли операция вообще, но утверждал, что сам Фрунзе на ней настаивает, да и виднейший врач Розанов – тоже. Так может, позвать Розанова и хорошенько его расспросить, предложил Микоян, который был лично знаком с профессором и слышал о нем много положительных отзывов.
Пригласив Розанова сесть, Сталин спросил его: «Верно ли, что операция, предстоящая Фрунзе, не опасна?»
«Как и всякая операция, – ответил Розанов, – она, конечно, определенную долю опасности представляет. Но обычно такие операции у нас проходят без особых осложнений, хотя вы, наверное, знаете, что и обыкновенные порезы приводят иной раз к заражению крови и даже хуже. Но это очень редкие случаи».
Все это было сказано Розановым так уверенно, что я несколько успокоился. Однако Сталин все же задал еще один вопрос, показавшийся мне каверзным:
«Ну а если бы вместо Фрунзе был, например, ваш брат, стали бы вы делать ему такую операцию или воздержались бы?» – «Воздержался бы», – последовал ответ. Ответ нас поразил. «Почему?» – «Видите ли, товарищ Сталин, – ответил Розанов, – язвенная болезнь такова, что, если больной будет выполнять предписанный режим, можно обойтись и без операции. Мой брат, например, строго придерживался бы назначенного ему режима, а ведь Михаила Васильевича, насколько я его знаю, невозможно удержать в рамках такого режима. Он по-прежнему будет много разъезжать по стране, участвовать в военных маневрах и уж наверняка не будет соблюдать предписанной диеты. Поэтому в данном случае я за операцию». На этом наш разговор закончился: решение об операции осталось в силе.
Анастас Микоян. «Так было»После операции в больницу приехали Сталин и Микоян (по воспоминаниям Микояна, с ними был еще и Киров), но в палату к Фрунзе их не пустили. Сталин передал Фрунзе записку: «Дружок! Был сегодня в 5 ч. вечера у т. Розанова (я и Микоян). Хотели к тебе зайти, – не пустил, язва. Мы вынуждены были покориться силе. Не скучай, голубчик мой. Привет. Мы еще приедем, мы еще придем… Коба». Микоян в мемуарах указывал, что ту самую записку писал Киров, а подписали все трое. Но если сравнить ее стиль с частной перепиской Сталина, становится более чем вероятным, что автором записки был все же именно он.
Мы плакали у гроба вождя и не скрывали слез. Плакал и наш железный командарм, беспримерной воли человек – Михаил Васильевич Фрунзе. Полтора года спустя из того же зала под звуки траурного марша мы проводили в последний путь и Михаила Васильевича. Смотрели на него, бледного, исхудавшего, и вспоминали иные дни – Уфу и реку Белую, и бешеный натиск офицерских полков, и нашего командарма, с винтовкой в руках ведущего бойцов Иваново-Вознесенского полка в контратаку. Вскоре вместе с Фурмановым меня пригласили в Военную школу имени ВЦИК – поделиться воспоминаниями о Фрунзе. Говорилось тяжело, слишком свежа была рана. Помню, и Фурманов с трудом, мучительно подбирал слова. Он рассказывал о революционерах Иваново-Вознесенска и о самом пламенном из них – Фрунзе – Арсении. Наши слушатели просили Дмитрия Андреевича написать о Фрунзе так, как написал он о Чапаеве. Он ответил, что и сам об этом думает. Действительно, Фурманов даже составил план будущей книги, но большего сделать не успел.
Н.М. Хлебников. «Под грохот сотен батарей»Последнее письмо Фрунзе, написанное 26 октября, было адресовано им жене: «Ну вот, наконец, подошел и конец моим испытаниям! Завтра утром я переезжаю в Солдатенковскую больницу, а послезавтра (в четверг) будет и операция. Когда ты получишь это письмо, вероятно, в твоих руках уже будет телеграмма, извещающая о ее результатах. Я сейчас чувствую себя абсолютно здоровым и даже как-то смешно не только идти, а даже думать об операции. Тем не менее оба консилиума постановили ее делать. Лично этим решением удовлетворен. Пусть же раз навсегда разглядят хорошенько, что там есть, и попытаются наметить настоящее лечение. У меня лично все чаще и чаще мелькает мысль, что ничего серьезного нет, ибо, в противном… заработков не хватит. В пятницу посылаю Шмидта с поручением устроить все для жительства в Ялте. В последний раз взял из ЦК денег. Думаю, что зиму проживем. Лишь бы только ты стала прочно на ноги. Тогда все будет ладно. И ведь все это зависит исключительно от тебя. Все врачи уверяют, что поправиться ты, безусловно, можешь, если будешь серьезно относиться к своему лечению.
