— Ингибиторы? Те же самые, которые пьете вы с Харли и «психи»? — Эми отталкивает меня и садится на кровати.
— Ну… да.
— AAA! — взвизгивает она. Спрыгивает с кровати и принимается кружить по комнате, сжав руки в кулаки. — На этом дремучем корабле все через черт-знает-что! Я не псих! И вы с Харли не психи!
Я ничего не говорю, потому что наполовину верю в это. Но она принимает мое молчание за возражение.
— Что заставило тебя и каждого на этом тупом корабле поверить, что все это… набрасываться на все, что движется, и вести себя, как безмозглые куклы… как вы можете думать, что это — это! — нормально?!
Я пожимаю плечами. Просто так было всегда. Как объяснить девушке, которая выросла в мире различий, анархии, хаоса и войны, что так функционирует нормальное общество, мирное общество, общество, которое не просто выживает, как было у нее на планете, но благоденствует и процветает, мчась сквозь космос к новой планете?
Эми решительно идет к столу и берет в руки пленку.
— Как включается эта фигня? — спрашивает она, вертя пленку в руках. — Она ведь типа компьютера, да? Неужели там нет информации о Земле? Дай я покажу тебе, что такое настоящие люди, нормальные люди! И как здесь все неправильно!
Но она делает не то — проводит пальцем по экрану, и появляется карта вай-комов, которую я ей до этого включал. Как вызвать на экран что-нибудь другое, она не знает. Сначала постукивает легонько, потом с силой, потом сжимает Руку в кулак и обрушивает на стол. Я встаю, подхожу к ней и забираю пленку. В глазах у Эми стоят слезы.
— Я этого не выдержу, — шепчет она. — Этих людей. Этот «мир». Я не смогу здесь жить. Не смогу провести тут всю жизнь. Я не могу. Не могу.
Так. Значит, какая-то часть речи Старейшины дошла до ее сознания. Она знает, что она — все мы — в ловушке.
Мне хочется обнять ее, крепко прижать к себе. Но я понимаю, что ей нужно совсем другое. Она хочет быть свободной, а мое единственное желание — схватить ее и не отпускать.
— Кажется, я знаю, чем тебе можно помочь, — говорю я.
57 Эми
Старший ведет меня по дорожке, идущей от Больницы, с очень таинственным видом. Он не хочет ничего говорить, и, наверное, поэтому у меня поднимается настроение — он похож на маленького мальчика, которому не терпится показать другу новую игрушку. Этого довольно, чтобы я на время забыла о головокружении и преследовавшем меня весь день чувстве, словно приходится пробираться сквозь толщу воды.
Сидящая на скамейке у пруда пара машет нам руками, когда мы проходим мимо. Лицо девушки сияет, и она льнет к груди парня с выражением полного блаженства. Правой рукой она обнимает свой живот, а парень накрывает ее руку своей.
Она склоняет голову, и я вдруг понимаю, что она разговаривает с еще не родившимся малышом, а не со своим спутником.
— И за всеми звездами протянулись светлые хвосты, и ото всех льется сияние, вниз, на нас и на тебя.
— Старейшина сказал, что они не для меня, — бормочет Старший себе под нос, когда их воркование затихает позади.
Я непонимающе смотрю на него.
— Звезды на экране в Большом зале. Когда я понял, что это не настоящие звезды, а просто лампочки, он сказал, что они предназначаются не для меня. — Он отворачивается и очень тихо добавляет: — Это было в тот день, когда ты проснулась. — Слова повисают в воздухе между нами. Нам обоим кажется, что это было вечность назад.
Старший указывает на счастливую парочку на скамейке.
— Старейшина сказал, что фальшивые звезды нужны им.
— А, ясно. — Это так похоже на Старейшину — контролировать даже звезды. Они нужны ему, только чтобы манипулировать жителями корабля. Чтобы, когда им скажут, что они не доживут до посадки, они хотя бы могли рассказать о них детям. Оглядываюсь на девушку, сидящую на скамейке: она нежно обнимает свой живот и шепчет еще не родившемуся малышу о звездах, обещая ему жизнь под настоящим небом.
— Это жестоко, — говорю я. — Мучить их рассказами о мире, а потом отобрать его.
Старший качает головой.
— Все не так. Теперь у них есть о чем рассказать детям. Так они передадут им надежду.
Я поднимаю на него удивленный взгляд.
— И ты, получается, вроде как согласен со Старейшиной?
— Вроде как.
Я готовлюсь возразить. Старейшина похож на избалованного ребенка, который разбрасывает игрушки. Только и ждет шанса сломать нас, ищет любой признак того, что мы не хотим играть в его игры. Постоянно следит за нами взглядом, который напоминает мне о Люте. Он не помогает людям, в чем почти уверен Старший — он поворачивает все так, чтобы каждый на корабле забыл, что к моменту посадки на новую планету он будет либо мертв, либо очень стар. Но я не успеваю открыть рот.
— Пришли! — объявляет Старший.
Он весь прямо светится от гордости, и мне не хватает духу сказать, что я уже была в Регистратеке. Впрочем, в тот раз я выглядела и чувствовала себя как черт-знает-что, вся в грязи и в слезах. Вспоминаю человека, который мне тогда помог. Орион. Только его доброта не дала мне свихнуться.
Одно из кресел на крыльце лениво покачивается, словно в нем только что кто-то сидел, но других признаков жизни нет. Старший тянется открыть передо мной дверь. Мой взгляд падает на чьи-то глаза, и я улыбаюсь, ожидая, что это Орион, но с кирпичной стены на меня смотрит портрет Старшего.
— Ой! — Я наклоняюсь, чтобы получше рассмотреть. Суровую физиономию Старейшины сменило лицо Старшего.
— Ага, — застенчиво мычит Старший. Сначала я думаю, что он захочет похвастаться картиной — Джейсон бы обязательно начал выпендриваться — но он, кажется, досадует, что я ее вообще заметила. — Заходи!
В Регистратеке нет никого, кроме нас, тут пусто и темно. Старший показывает мне большую модель Земли и корабля, которые я уже видела раньше. Я притворяюсь, что смотрю, но меня больше интересуют изображения, мерцающие на стенах. Когда я сюда приходила в прошлый раз, с Орионом, там ничего не было; я на них даже внимания не обратила.
— Стенные пленки, — поясняет Старший, заметив мое любопытство. — Вот чем занимался «Годспид», пока ты спала.
Он улыбается мне, но я едва замечаю. Меня завораживают мелькающие картинки: схемы действия вай-комов и гравитационной трубы. Искусство: я узнаю среди сканов несколько работ Харли. Часть из них — золотые рыбки (это, кажется, его любимая тема), но есть и другие изображения: скульптуры, керамика, рисунки, лоскутное одеяло ручной работы. Один из пленочных компьютеров высвечивает список названий. Старший нажимает на экран, и холл заполняет музыка.
Впервые с того дня, как я проснулась, я чувствую, что смогла бы полюбить это место. Это не Земля, как себя ни убеждай… но у меня перед глазами достижения искусства и науки, жизнь, которая шла вперед, несмотря на то что потеряла Землю.
