Книга Песнь Кали - Дэн Симмонс

Калькутта убила меня.

Кабита Синха

Калькутта не спешила отпускать своих пленников. Город еще два дня продержал нас в цепких зловонных объятиях.

Мы с Амритой не хотели оставлять Викторию одну. Даже во время полицейского вскрытия и приготовлений к похоронам мы находились в соседних помещениях.

Сингх сказал, что нам придется пробыть в Калькутте еще несколько недель, пока не закончится слушание дела. Я ответил категорическим отказом.. Свои показания мы дали усталому стенографисту.

Прибыл чиновник из американского посольства в Дели. Это был услужливый, похожий на кролика человечек по имени Дон Уорден. Его политика по отношению к не желавшим помочь индийским бюрократам заключалась в том, что он беспрестанно перед ними извинялся и все время объяснял нам, насколько мы осложнили дело своим настойчивым требованием как можно быстрее доставить домой тело ребенка.

В субботу мы поехали в аэропорт в последний раз. Уорден, Амрита и я втиснулись на заднее сиденье взятого напрокат старенького «шевроле». Шел сильный дождь, и в салоне закрытого автомобиля было очень душно и влажно. Я не замечал этого. Я смотрел только на белый санитарный фургончик, за которым мы ехали. На нем не стали включать мигалку, чтобы миновать густой поток машин. Торопиться было некуда.

В аэропорту случилась последняя заминка. Вместе с Уорденом к нам вышел служащий аэропорта. Они оба качали головами.

– В чем дело? – спросил я.

Индиец пригладил свою затертую белую рубашку и выпалил раздраженным тоном несколько фраз на хинди.

– Ну что еще? – снова спросил я.

Амрита перевела. Она была настолько измотана, что не поднимала головы, а голос ее был еле слышен:

– Он говорит, что гроб, за который мы заплатили, нельзя грузить в самолет. Металлический гроб авиакомпании здесь есть, но необходимые бумаги для перевозки… тела… не подписаны ответственными за это официальными лицами. Он говорит, что в понедельник мы можем поехать в муниципалитет, чтобы получить соответствующие документы.

Я выпрямился.

– Что скажете, Уорден? Посольский пожал плечами.

– Мы должны уважать их законы и культурные традиции,– ответил он.– И вообще, я с самого начала считал, что все было бы гораздо проще, если бы вы согласились кремировать тело здесь, в Индии.

Кали – богиня всех мест сожжения.

– Пройдемте сюда,– сказал я.

Я поманил их обоих к двери, ведущей в помещение рядом с той комнатой, где лежало тело Виктории. У индийского чиновника вид был скучающий и нетерпеливый. Взяв Уордена за руку, я отвел его в угол.

– Мистер Уорден,– спокойно сказал я.– Я собираюсь пройти в соседнюю комнату и переложить тело моей дочери в гроб. Если вы войдете в ту комнату или хоть как-то помешаете мне, я вас убью. Вы меня поняли?

Уорден моргнул несколько раз и кивнул. Затем я подошел к чиновнику и объяснил ему то же самое. Я говорил очень спокойно, слегка касаясь пальцами его груди, но он заглянул в мои глаза и, судя по всему, увидел там нечто, заставившее его хранить молчание и не позволившее двинуться с места, когда я закончил свою речь и прошел через вращающуюся дверь в слабо освещенную комнату, где ждала Виктория.

В длинном помещении было почти пусто, если не считать нескольких груд коробок и невостребованного багажа. В конце на стойке рядом с транспортером стоял уже открытый стальной гроб, принадлежавший авиакомпании. У противоположной стены на скамейке рядом с погрузочной платформой поставили серый гробик, купленный нами в Калькутте. Я подошел и, не раздумывая, открыл его.

В ту ночь, когда Виктория появилась на свет, мне пришлось участвовать в ритуале, ставшем причиной моих волнений и переживаний нескольких предшествовавших недель. Я знал, что в эксетерской больнице свежеиспеченным отцам позволяли отнести новорожденных из родильной палаты в расположенный по соседству процедурный кабинет, где ребенка обязательно взвешивали и обмеряли, прежде чем вернуть матери в реабилитационную палату. Я очень тревожился по этому поводу. Я боялся уронить ребенка. Это было глупо, но даже после пережитого волнения и радостного возбуждения, связанных с рождением малышки, сердце у меня все равно учащенно билось, когда врач поднял ее от живота Амриты и спросил, не желаю ли я пронести свою маленькую доченьку по коридору. Я в ответ кивнул, улыбнулся и… испугался. Я вспоминаю, как положил головенку на ладонь, поднес маленькое, еще мокренькое тельце к груди и плечу и проделал путь в тридцать шагов от родильной до процедурного кабинета, чувствуя, что с каждым шагом во мне нарастают уверенность и радость. Казалось, будто Виктория помогает мне. Помню, как расплылся в глуповатой улыбке, когда вдруг окончательно осознал, что несу своего ребенка. Самое счастливое воспоминание в моей жизни.