Оба гостя громко и с удовольствием заржали.
Глеб по-прежнему молчал.
– Что, парень, в молчанку будем шпарить?
Вдруг дверь с треском распахнулась, и в номер ворвался Герман. Сходу ногой он вырубил одного из парней, второй отскочил к балкону, попытался достать из кармана пистолет, но Герман допрыгнул до него, выбил из рук оружие и ударом по шее привел в бессознательное состояние.
Затем подошел к зажавшемуся в угол Глебу, жестко приказал:
– Хватай шмотки и за мной! Паспорт не забудь!
Тот спешно выполнил команду, они покинули номер и через пару секунд уже бежали по коридору к черной лестнице.
Потом они мчались по набережной в сторону аэропорта, за рулем машины сидел Герман. Глеб испуганно посматривал на него, видел проносящиеся по сторонам виды города, спросил наконец:
– Ты кто?
Тот улыбнулся:
– Друг, как можешь догадаться.
Главврач психбольницы сидел в скучном кабинете то ли следователя, то ли высокого чиновника из органов, смотрел на скучного человека в гражданском, чувствовал какую-то внутреннюю тревогу. Он старался говорить четко и коротко, отвечать только на поставленные вопросы.
– Что вы помните из того дня? – спросил человек.
– Все, кроме… кроме вечера.
– Можете по порядку? По хронологии?
– Попытаюсь. Перед тем, как уйти с работы, я сделал обход палат.
– Во сколько это было?
– В семнадцать. Я всегда в это время посещаю больных.
– Что потом?
– Потом? – главврач задумался. – Потом я оделся и вышел из больницы. Во дворе меня ждал водитель на «Волге». Это моя служебная машина… Миновал КПП.
– На КПП у вас серьезные люди?
– Как везде. Но замечаний пока не было.
– Дальше?
– Дальше? Дальше ничего. Все как в тумане.
– Попытайтесь вытащить что-нибудь из «тумана».
– Попробую… – Виталий Дмитриевич напрягся. – Лица… Какие-то лица.
– Сколько их?
– Два… Нет, три. – На лице главврача отразились муки воспоминания. – А вообще-то, не помню… – Лицо его вспотело. – Честное слово.
– Кто они были? Русские? Кавказцы?
Виталий Дмитриевич пытался все-таки вспомнить.
– Сейчас… Одно лицо, по-моему, черное… Нет, с длинными волосами. Или с короткими… – Он виновато улыбнулся. – Простите, не получается. Все сбивается в какие-то стереотипы.
Человек тоже улыбнулся.
– Теперь на собственной практике будете знать, что такое амнезия.
– Вы правы. И по-другому буду относиться к больным.
– Просьба, – поднял палец человек. – О любых визитерах… так сказать, незваных… о возможных иных контактах сообщайте непременно. Это в ваших интересах и в интересах ваших пациентов. Телефон я оставлю.
Самолет совершил посадку ночью, трапы были поданы быстро и расторопно, и пассажиры стали покидать лайнер.
Костя затерялся в толпе прилетевших, вместе с толпой проследовал до аэропортовских ворот, где толкались встречающие и таксисты. Из багажа в его руках был только компактный кейс и небольшая сумка для сменной одежды и прочей дорожной ерунды.
Его встретили три крепких молчаливых человека. Гость и встречавшие обменялись рукопожатием, направились к двум иномаркам на парковочной площадке.
Тут же – держась на некотором расстоянии, – за ними двинулись двое, сели в джип, дождались, когда Костя и его спутники тронутся и понеслись следом.
Вдали виднелся город – темный, тяжелый, мрачный.
Нина осунулась, лицо ничего не выражало кроме отчаяния, черные круги под глазами стали еще больше.
– Надо держать себя в руках, – сказал Сергей и прикоснулся к ее руке.
Она согласно кивнула.
– Все будет хорошо, ты просто не имеешь права терять самообладание.
Она взглянула на него.
– Как отвратительно ты говоришь… Ты не пытался хотя бы представить себя на моем месте? И не пытайся, не поймешь. Потому что такое невозможно представить. – На ее глазах вновь появились слезы. – Боже, за что мне такое наказание. В чем я провинилась, боже?
Кузьмичев снова взял ее за руку.
– Прости меня.
Она усмехнулась:
– Тебя-то за что прощать? Ты в этой ситуации чист, как… как это у Лермонтова? Как поцелуй ребенка… – Нина не сдерживала себя. – Боже, что я несу? «Как поцелуй ребенка»…
В это время раздался телефонный звонок.
Пантелеева вздрогнула, некоторое время испуганно смотрела на аппарат, быстро вытерла ладонью мокрое лицо, сняла трубку:
– Слушаю.
– Здравствуйте, – произнес в трубке уже знакомый голос Грэга. – Вам опять привет от сына.
– Спасибо… – Она чуть не задохнулась от подступившей волны чувств. – Как он там?
– Сыт, здоров, не скучает.
– Не болеет?
– Нет. За ним смотрит наш врач.
– Спасибо… Что вы еще хотите мне сказать? Ваши условия?
– Я их уже сказал. Миллион долларов.
– А если не успею собрать положенную сумму?
– Значит, будем рэзать вашего малчика по кусочкам, – с кавказским акцентом произнес Грэг.
– Вы… шутите?
– К сожалению, в нашей профессии не шутят… Надеюсь, милиции рядом с вами нет?
– Нет, я их выгнала.
– Не врете?
– Не вру.
– Из уважения к вам, даю ровно одну неделю. Контрольно позвоню через три дня.
– Минуточку, – вскинулась Нина. – Не кладите трубку, умоляю.
– Хотите, чтобы нас напеленговали? – хмыкнул Грэг.
– Нет, что вы! Клянусь, милиции здесь нет. Просто с вами должен поговорить мой знакомый.
– Знакомый? – удивился Грэг. – А что он у вас делает?
– Пришел. Просто так пришел. Пожалуйста, поговорите с ним. Он все-таки мужчина. Он сможет вам ответить более конкретно, – Пантелеева передала трубку Кузьмичеву.
В милицейской комнате «прослушки» сидело двое сотрудников. Один из них быстро набрал целую серию цифр, и на экране компьютера выскочило сразу несколько параметров.
– Звонит из телефонного аппарата от дома номер семьдесят шесть по Ленинградскому проспекту.
Второй сотрудник быстро набрал «ноль-два».
– Немедленно группу захвата! Объект в телефонной будке!
Сергей взял трубку из рук Пантелеевой.
– Здравствуйте.
