Михаил обратился к долговязому человеку с отвисшими усами, по всей видимости, поляку, поприветствовал его по-польски. Тот ответил на польском языке. Михаил попытался завязать с ним разговор:
- Не скучаешь по своей родине?
- Что по ней скучать… Паны дерутся меж собой, холопы от этого страдают. Здесь по крайней мере спокойное житье.
- Купцом заделался, пан?
- Какой я тебе пан! Торговец мелкий. Сынок мой охотится на куропаток, а я продаю его добычу.
- Ты в Польше небось заядлым католиком был.
- Заядлым иль не заядлым - это не мне судить. А здесь принял вашу веру, чтоб от других не отличаться.
- И нравится тебе наша вера?
- Убранство храмов богатое, множество образов. Хор поет. Вот только длительную службу приходится выдерживать стоя. Для старого человека это утомительно. И жалко, что органная музыка службу не сопровождает. А вообще-то служба справная, красивая. Невестка недавно дочку родила. Крестили ее уже по православному обряду. Левтиной, Алькой нарекли.
Михаил обошел рынок и прилегающие к нему две строительные площадки. Удивился, что поляки-перебежчики говорили по-русски без больших затруднений, сохраняя лишь характерный для поляков акцент. Михаил пытался разговаривать с ними и на польском языке, усвоенном им еще в детстве от матери и няньки, состоявшей в ее свите. Попадались среди поляков и состоятельные купцы. Они жаловались Михаилу, что многого натерпелись от враждующих шаек польских феодалов, и бегство в русскую землю было вызвано стремлением к более спокойной и благополучной жизни.
- Ради этого стоило и веру поменять, - высказался один из поляков, руководивший стройкой.
Внимание Михаила привлек невысокий плечистый и светловолосый поляк. О его принадлежности к польской народности можно было судить по характерным чертам лица и обвисшим усам. Он ловко обтесывал сосновое бревно, которое должно было стать стропилом для кровли.
- Бог в помощь, - приветствовал его Михаил, желая побеседовать с ним.
- Бог-то Бог, только будь сам не плох, - произнес поляк заимствованную у русичей присказку.
- Мудро рассуждаешь, - поощрительно заметил Михаил Всеволодович.
Разговорились.
- Что заставило тебя покинуть Польшу? - настырно спросил русский князь.
- Была на то весомая причина - наше горькое Житье. Паны дерутся, а мы, беднота, страдаем.
- Рассказал бы, мил-человек. Хочу постичь своим умом, что вызвало такой большой отток польского населения на Русь.
- В нашей округе объявился пан с разбойной ватагой. Может, слыхивал о таком - пан Крулицкий. Пострадал от другого пана, того, что был побогаче и войско имел посильнее. Опустошил он поля пана Крулицкого, разрушил его замок, перебил многих его близких. Вынудил сделаться бродячим разбойником. Я стал одной из его жертв. Потерял все имущество. Земельный надел вороги вытоптали, хату спалили, над дочерью надругались.
- Сочувствую тебе. Ты правильно поступил, что ушел к русичам.
- А что мне еще оставалось? Вот плотничаю, завел небольшое хозяйство.
- А как с твоим верованием?
Поляк вымолвил что-то неопределенное, затрудняясь с ответом.
- В православие не перешел по примеру других? - задал Михаил наводящий вопрос.
- Пока нет. Как-то не решаюсь. Молюсь дома на свой лад, да, наверное, поступлю, как другие мои земляки.
- Решай, как подсказывает совесть. Бог-то у нас един.
- Вестимо.
- Как звать-то тебя? Позабыл представиться, а я не догадался спросить твое имя.
- Сигизмундом меня нарекли при рождении.
- У православных русичей такого имени нет.
- Здешний священник предлагал мне креститься по православному обряду и даже имя новое давал, похожее на мое теперешнее. Какое бы вы думали? Сильвестр.
- И что же ты ответил?
- Сказал: "Подумаю". А батюшка в ответ: "Думай, думай, бусурман. Индейский петух тоже долго думал и в ощип попал". Не пойму, что бы это значило.
- Есть у русичей такая шутливая присказка.
- Значит, всерьез не принимать?
- А это как тебе будет угодно.
К концу дня Михаил посетил городской храм. Шло субботнее богослужение - всенощная. Среди молящихся можно было заметить поляков - человек пятнадцать, не считая детей. Однажды священник прервал службу и произнес назидательно, обращаясь к полякам:
- Дети мои, забудьте, что вы были когда-то католиками и крестились ладонью. А теперь вы должны креститься по-православному, щепоткой пальцев правой руки, - вот так. Повторяйте за мной.
Старый священник размашисто перекрестился на свой лад.
Как смог убедиться Михаил, из Венгрии в русскую землю переселялись единичные беженцы. Здесь играло свою роль значительное отличие венгерского языка из финно-угорской группы от языка русичей. Михаил понял, что его сын Ростислав мог бегло изъясняться по-венгерски благодаря длительному проживанию среди венгров и браку с венгерской королевной. Но это был исключительный случай.
Наступил день отъезда Михаила из резиденции князя Даниила Романовича. Расставание было теплым, искренним. Князья обнялись, расцеловались. Даниил произнес с напускной ехидцей:
- А помнишь, Михальчик, что не всегда наши отношения были такими сердечными? Бывало, и враждовали. А сынок твой Ростислав, яко волк лесной, нападал с войском на нашу землю в угоду королю венгерскому Беле.
- Было такое дело, что греха таить. Но ведь ты намереваешься породниться с этим самым Белой и женить сынка своего Левушку на дочери этого короля Констанции.
- Левушку на Констанции непременно женим - помяни мое слово. А кто старое помянет…
- Вот именно, Данилушка. Не станем вспоминать, как всякие вороги у нас под ногами путались, ссорили нас. К чему теперь сие ворошить! И мы были не святые ангелы, ошибались, творили промашки.
- А теперь выслушай мое пожелание.
- Какое же?
- Если принудят тебя отправиться в Орду, к хану, возвращайся оттуда живым. Относись терпеливо к обидам, а они непременно будут.
- Доброе пожелание. И тебе того же желаю, Даниил. Ведь там, в стольном граде Батыя, узришь самого хана.
Снегопад сменился солнечной погодой, когда Михаил с небольшой свитой направился на восток к Киеву, вернее, к его развалинам. Дорога была мало объезжена, сугробистая, поэтому маленький караван двигался медленно. Преодолели скованную льдом реку Тетерев, впадавшую в Днепр повыше Киева. Лед был еще не слишком крепким и кое-где трещал под копытами коней, но, слава богу, не раскалывался.
На высоком берегу встретилось небольшое селение. Среди немногочисленных хижин, состоявших из бревенчатых каркасов со стенами, выложенными из ивовых прутьев и обмазанными глиной, выделялась одна внушительных размеров изба. Она, в отличие от всех других изб, была сработана из бревен. Изба принадлежала сельскому старосте Аполлинарию Хлысту. Он же был и местным церковным старостой, позаботившимся о восстановлении сельского храма на месте прежнего, спаленного Батыевыми войсками. Храм возвышался на берегу реки Тетерев. Приходу принадлежало несколько окрестных хуторов и малых селений.
