Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
О судьбе Мераба мы ничего не знали. Только когда в конце восьмидесятых годов прошлого века в Тбилиси из Америки приехала Элисо Квиташвили, дочь Мераба, и нашла нас, мы узнали о том, как сложилась жизнь ее семьи за границей.
Потом мы с мужем поехали в Вашингтон и там наконец увиделись с Мерабом.
О нем у нас дома всегда говорили, но никаких подробностей конечно же не знали.
Мы с Мерабом не могли наговориться – расспрашивали друг друга обо всем, что пришлось пережить.
* * *
Мераб Квиташвили родился в грузинском регионе Рача в 1902 году в семье юриста Симона Квиташвили, выпускника Санкт-Петербургского университета.
Со стороны матери, Марфы Микеладзе, Мераб был внуком князя Платона, который считался другом российского императора Александра Второго.
Во время Русско-турецкой войны 1877 года Платон Микеладзе потерял руку. В семье Квиташвили из поколения в поколение передавалась легенда о том, как совершавший путешествие по Грузии Александр Второй заехал в Кутаиси навестить князя Платона. Отдавая дань уважения инвалиду Микеладзе, император сам порезал мясо, поданное на обед.
Во время Первой мировой войны семья Квиташвили перебралась в Баку, где Симон начал работать в компании, занимавшейся добычей и продажей нефти. Ее создателем был грузинский миллионер Акакий Хоштария, один из самых богатых людей того времени.
Симон Квиташвили входил в совет директоров нефтяной компании. В 1919 году он отправил сына в Англию, где тот должен был усовершенствовать свой английский язык (к тому времени юноша, кроме родного грузинского, свободно говорил на французском, немецком и русском).
Затем Мераб с легкостью поступил в университет Оксфорда. Правда, проучился там только шесть месяцев, так как у компании отца, оплачивавшей его учебу, начались трудности. В итоге Квиташвили перешел в университет Бирмингема, который и окончил, получив диплом инженера.
Мераб Квиташвили до начала Второй мировой войны успел объездить весь мир, работая по своей специальности. Война настигла его в Южной Африке, в Гане, где он был директором завода по переработке золота.
Как вспоминал сам Мераб, он бросил директорство и, получив английское гражданство, пошел добровольцем в армию. После учебы в офицерской школе служил в танковой части, а потом окончил школу военной разведки. Первое назначение получил в Египет.
В 1942 году в результате серьезного ранения в голову лейтенант Квиташвили на время потерял зрение. Поправившись, Мераб отправился в Грецию, где его заданием было узнать дальнейшие планы находившихся там гитлеровцев. Из Греции Квиташвили перевели в Иерусалим, а оттуда – в Багдад.
Именно в Ираке произошло событие, которое привело грузинского офицера в ближайшее окружение Уинстона Черчилля.
Ситуация на фронте на тот момент была такова, что встала реальная перспектива оккупации фашистами Кавказа. Британское командование задавалось вопросом: как поведут себя кавказские республики – начнут партизанские бои, как это случилось на Украине, или гостеприимно примут завоевателей?
Информацию решили получить из первых рук: всем офицерам, приехавшим в Англию с Кавказа, раздали анкеты из шестнадцати пунктов.
Наибольший интерес вызвала работа Мераба Квиташвили, который был представлен Черчиллю. Вскоре он получил назначение в штаб премьер-министра, занимавшийся организацией Тегеранской конференции 1943 года.
В конце жизни Мераб Квиташвили, ставший свидетелем множества удивительных событий, произошедших во время Тегеранской конференции, записал свои воспоминания о том, что происходило в те дни в иранской столице.
«Папа не хотел публиковать мемуары, – рассказала мне Элисо Квиташвили. – Записи он делал на английском языке для нас, членов семьи. Он вообще не любил вспоминать о своем прошлом разведчика. И если и рассказывал что-то, то только о Грузии и о том, как инженером объездил весь мир».
Спустя годы Элисо Квиташвили позволила мне при работе над этой книгой использовать отрывки из воспоминаний ее отца.
«В среду, 24 ноября 1943 года, в 10 утра я работал в своем кабинете в посольстве Британии в Иране, когда ко мне подошел полковник Райен. Первым делом он предупредил, что все, что собирается мне сказать, находится под грифом «совершенно секретно». И далее сообщил, что в ближайшие дни в Тегеране должна состояться встреча на высшем уровне. Всеми вопросами безопасности занимается он, а меня назначает своим адъютантом.
Все участники должны были приехать в Тегеран 27 ноября. Длительность конференции не знал никто. Все было в тайне.
Вскоре в английское посольство явились советский генерал-майор Аркадьев и два офицера.
Военный атташе Британии генерал-лейтенант Фрейзер, который дружил с моей родственницей Кето Микеладзе и был влюблен в нее, прислал их ко мне. Так как только я мог говорить по-русски, именно мне предстояло переводить.
«Вы, наверное, понимаете, что если что-то случится с Черчиллем или Рузвельтом, то допустившего это офицера будут судить и накажут, – обратился ко мне Аркадьев. – Но если что-то произойдет со Сталиным, то нас расстреляют на месте».
И он сделал красноречивый жест – поднес руку к горлу.
Я отвечал за все. Поначалу приходилось сложно, так как не было субординации.
Однажды американские и английские офицеры чуть не перестреляли друг друга. Звучало много жалоб, в основном – на меня.
Хуже всех себя вели советские офицеры, они все время смотрели на нас с подозрением. Единственным нормальным человеком был генерал Шалва Церетели, начальник охраны Сталина. Очень воспитанный, он произвел на всех хорошее впечатление.
Он был очень интересным человеком, на много голов выше остальных советских офицеров, которые находились в Тегеране. Один из них, генерал-майор Начхепия, был человеком гигантского роста, но у меня было впечатление, что он все время чего-то боится.
Один раз я увидел, как Берия ругал его. Это было очень жалкое зрелище. Начхепия был генералом, а Берия вел себя, будто перед ним находился раб.
Вообще Берия очень унижал своих подчиненных. На глазах британских офицеров кричал и материл советских генералов и не считал их за людей.
Ко мне Берия относился вежливо и даже по-дружески. Первый раз я увидел Берию, когда он разговаривал с генералом Церетели. Заметив меня, генерал что-то сказал Берии. Тот повернулся в мою сторону и обратился по-грузински: «Мне сказали, ты грузин?» Он сразу стал говорить со мной на «ты».
Я подошел к нему, поздоровался и по-грузински ответил: «Да, я говорю на этом языке».
Берия спросил, как меня зовут. Услышав мое вымышленное имя, тут же заметил, что оно не похоже на грузинское. «Мой отец англичанин, а мать грузинка», – объяснил я, озвучив придуманную версию.
Берия с подозрением на меня посмотрел и спросил, откуда моя мать. Я ответил, что она из Рачи. Но когда я сказал, что ее фамилия Микеладзе, Берия произнес: «А Микеладзе не из Рачи. Это известная фамилия в Имерети». Я понял, что совершил грубую ошибку, на которой меня и поймал Берия.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
