Конечно, у Фрейзера может оказаться миллион всяких дел. Например, ему надо идти домой, чтобы перебрать штук пятнадцать подвенечных платьев. Завязать корсаж. Вылизать кое-чьи туфельки.
Бухгалтерская вечеринка набирала обороты. Я вернулась, чтобы взять свою сумку и попрощаться со Стивом и Джейни. К моему изумлению, они сцепились в абордаже в самом углу. У Джейни платье сползло с плеча. Боже… Впрочем, тем лучше для нее. Я собралась потихоньку улизнуть, но Джейни углядела меня через плечо Стива, подняла вверх большой палец и рассмеялась, запрокинув голову. Вот и хорошо. Я надеялась, что это ее исцелит. Я еще никогда не видела Джейни такой счастливой. Хотя почему именно Стив?..
Настроенная уже более оптимистично, я вышла на вечерний морозец.
Двадцать минут я слонялась вокруг офиса Фрейзера и успела окоченеть до самых костей. Наконец примерно в половине седьмого появился Фрейзер. Пригнувшись от ветра, он шел прямо на меня. До чего глупая затея. Я не представляла, как прикинуться, будто это простое совпадение. Какой же дурой я буду выглядеть. Я развернулась, чтобы удрать.
— Ты меня ждешь? — произнес негромкий голос с шотландским акцентом.
Я обернулась:
— Нет!
Фрейзер заглянул мне в глаза:
— Что-нибудь серьезное?
— С чего ты взял? Ты куда-нибудь торопишься? Извини, я тут мимо проходила, но я должна…
К счастью, Фрейзер увлек меня в ближайшую кондитерскую, из тех, где адвокатам и туристам втюхивают безумно дорогой кофе.
— Пошли. Ты совсем замерзла.
— Да нет, я мимо шла… — Я взяла себя в руки и очень глупо закончила. — И так далее.
— Я звонил в воскресенье, чтобы поблагодарить, но тебя не было дома.
— Я была дома. Просто не было настроения ни с кем разговаривать.
— Надо полагать, не из-за Аманды?
— Нет…
И я рассказала ему все. Рассказала, как мы с Алексом решили жить вместе, рассказала про сушильный шкаф, про Америку, про Чарли и про Фран. С драматическими неловкими паузами, пока официантка приносила нам кофе с пирожками. Она явно решила, что у нас серьезный разговор, и всячески старалась не привлекать к себе внимания, тем самым привлекая его вдвойне. Словом, я выложила все.
Новые слезы — и откуда они только берутся? — закапали на мой пирожок с ванилью. Я попыталась улыбнуться и сменить тему, прежде чем совсем ракисну:
— Я смотрю, ты снова пирожки ешь.
Фрейзер ухмыльнулся:
— Просто решил, что пирожки — меньшее зло, чем костлявый жених.
— Значит, ты все еще хочешь через это пройти?
— Я слишком далеко зашел. Впрочем, мы ведь говорили о тебе. Что ты собираешься делать?
Я вздохнула:
— Вряд ли тут что-то можно сделать. В смысле, я больше никогда не захочу снова видеть его… На самом деле, кажется, мне гораздо больше будет не хватать Фран.
Фрейзер сочувственно кивнул:
— Думаю, ты ее простишь.
— Конечно, я ее не прощу. Никогда в жизни не прощу.
— Это уже мелодрама. Ее просто занесло. Вы ведь дружили много лет, а она, насколько я понимаю, всегда была безбашенной. Я просто удивляюсь, что этого не произошло раньше. Ты с этим справишься.
Я молчала.
— А твой Алекс, — продолжал Фрейзер, — типичный неудачник. Я мог это сказать сразу, как только увидел его. Обычный пропитой неудачник. Избавься от него. А вот Фран просто запуталась. Она же посмотреть на парня не может, мысленно не сняв с него штаны. И на этот раз она выбрала не того, кого следует. Думаю, она сейчас места себе не находит от унижения и не может собраться с духом, чтобы тебе позвонить.
— Или они с Алексом чудесно проводят время.
— М-да… — Фрейзер ослабил галстук. — Как тебе пирожок?
— Ты меня отвлечь пытаешься?
— Да.
— Я такая нудная?
Фрейзер вздохнул:
— Не говори глупостей. Просто я считаю, что тебе надо подумать о чем-нибудь другом. Иначе… Когда я позволяю всяким мыслям увлечь меня, то ворочаюсь без сна всю ночь напролет и переживаю то из-за одного, то из-за другого. Не бери с меня пример.
— А из-за чего ты переживаешь?
Фрейзер подумал.
— Ну… какой пирожок лучше. Ты какие любишь?
— Ванильные.
— Они самые лучшие?
— Наверное… Иногда французский пирог. Или именинный пирог. Или клубничный торт.
— Видишь? Этому конца нет.
И наш разговор плавно перешел в нормальное русло. Опустевшая кондитерская вот-вот могла закрыться, но снаружи царила темнота, а здесь, в маленьком оазисе света, мы сидели в тепле, покое и безопасности, и нам совсем не хотелось уходить.
Домой я вернулась поздно, но на душе у меня было гораздо легче. В гостиной Линда смотрела «Титаник». С ее пухлого носа капали слезы. Не говоря ни слова, я села рядом с ней на диван. Линда протянула руку. Я взяла ее и придвинулась ближе. Наконец, когда корабль ушел под воду, я положила голову ей на плечо.
— Но я по-прежнему рассчитываю, что в эти выходные тебя не будет, — произнесла она натянутым голосом.
А я и забыла. Черт! Куда прикажете деваться? Надо полагать, к родителям. Правда, я совсем не горела желанием отвечать на вопрос «Как твоя личная жизнь, дорогая?».
— Но до субботнего утра еще масса времени.
Я поблагодарила ее за великодушие и завалилась в постель, где провела несколько часов, рисуя сцены страшной мести, — до тех самых пор, пока меня не сморил беспокойный сон.
Во вторник на работе почти никого не было — кто-то отпросился перед Рождеством, а кто-то приходил в себя после вечеринки, в том числе и в финансовом плане (неудивительно).
Ни Джейни, ни Стив не появились, но Стив прислал сообщение по голосовой почте: «Скажи Флави, что мы не придем, потому что совсем затрахались». На заднем плане слышался голос Джейни, кричавшей сквозь смех: «А если Джеймс позвонит, скажи ему, чтобы проваливал!» Похоже, бедняга Джеймс оказался в пролете. Чокнутые придурки. Хотя, как ни странно, мне их не хватало. Чем меньше вокруг болталось народу, тем больше я зацикливалась на своих проблемах, а радости в этом было мало.
Ни Фран, ни Алекс так и не позвонили. Наверное, до Алекса на этот раз дошло, что все кончено. Быстро же он сдался. Не то чтобы это имело какое-то значение, жестко напомнила я сама себе. Возможно, я никогда их больше не увижу. Ну и пожалуйста.
Я позвонила маме; разумеется, она знала о намеченном на субботу событии, да и весь город знал. Это было самое значительное проявление светской жизни в Уокинге, если не считать Пола Уэллера, который там родился и всю оставшуюся жизнь поносил это местечко на чем свет стоит. Так что мама никак не могла взять в толк, почему я не иду на свадьбу. Всей правды я ей не сказала. Заявила, будто мы поссорились.
