Нет, нет, нет, нет!
— …Эми, да… Она приехала день или два назад… Уверен, она с радостью поговорит с вами… Думаю, сейчас Эми в часовне общается с Отцом Нашим. Подождите немного на линии, пока я поищу ее.
Он положил трубку на стойку бара и беспомощно посмотрел на меня.
— Что, черт возьми, ты творишь? — прошипела я.
— Извини. Я не знал, что еще сказать, ты же слышала мои ответы. Она вот-вот потеряет опору, а ее убежденность в наличии у меня духовного сана не упрощает дело, а скорее наоборот.
Крис прислушивался к каждому слову в разговоре, который, судя по всему, его не на шутку заинтриговал.
— Почему она ее теряет? Что происходит?
— Расскажу позже… А сейчас тебе лучше с ней пообщаться.
— Не могу. О чем с ней говорить?
— Почему бы не открыть правду?
— Правду? Она не сможет принять мою правду! — взвизгнула я. Интересно, почему эта фраза кажется мне на удивление знакомой?
— А вдруг сможет? Насколько я понимаю, большая часть проблем в вашей семье происходит оттого, что вы ничего друг другу не рассказываете.
— Энт, сейчас не время для дурацкой семейной терапии.
— Поговори с ней, Эми, — сказал он, поднимая трубку и протягивая ее мне. — Или ты хочешь, чтобы я обо всем рассказал сам?
Я выхватила трубку из его рук.
— Привет… мама, — пробормотала я нервно.
— Эми! И что ты делаешь в Нью-Йорке? Я пыталась связаться с тобой в течение нескольких дней, но никто не знал, где ты. В офисе сказали, у тебя ветряная оспа, и я с ума сошла от беспокойства.
— Прости, мне нужно было уехать.
— Понятно. Но ты нужна мне здесь. — Во время разговора мама изо всех сил пыталась сдержать рыдания. — Мои отношения с твоим отцом рушатся.
Должно быть, Лиза показала ей фотографии. Проклятие!
— Ты виделась с Лизой? — спросила я.
— Твоя ужасная сестра никогда мне не перезванивает.
Итак, мама не видела снимки. — Так что же такое произошло? Почему тебе пришлось уехать? — спросила она покровительственно. Обычно мама разговаривала таким тоном, когда хотела дать понять: ничего особо ужасного не может случиться в моем маленьком мирке, ведь единственно стоящие проблемы только у нее. Возможно, Энт прав. Наверное, стоит рассказать сейчас. Маме пора наконец узнать, что такое действительно кошмарные неприятности.
И если прислушаться к себе, я все еще могла ощутить небольшой отзвук эйфории, остатки безграничной уверенности в себе, вызванные экстази. Уже не такое сильное влияние, но вполне достаточное, чтобы пройти испытание до конца.
Верно, я смогу. Итак, начнем.
— Мам, хочу рассказать тебе кое-что…
Я взглянула на Энта, который ободряюще кивал мне.
— …и должна была рассказать лет сто назад. Вообще-то это невероятно…
Где я уже слышала подобные речи? Ах да, на воскресном обеде у мамы дома. Но на сей раз я была настроена серьезно.
— …просто потрясающе, — продолжила я.
Энт начал кивать, словно желая сказать: «Вперед, девочка!» Я видела такое в шоу Спрингера.
— …как только свыкнешься с этой мыслью, ручаюсь, ты будешь приятно удивлена…
Думаю, уже достаточно вводных фраз, пора заканчивать бессмысленную болтовню, пока не кончилось влияние экстази. Наступило время перейти к самому главному.
— …дело в Энте.
Брови Энта взлетели на лоб, словно подогреваемые ракетным топливом.
— Он гей.
Все прошло просто великолепно. Как в сказке. Два коротких слова возродили в душе мамы все ее прежние предубеждения относительно католических священников и перечеркнули планы уйти в монастырь и провести оставшиеся дни в размышлениях о Боге. Конечно, она не восприняла новость на ура.
Но по крайней мере Энт освобожден от ответственности. Ему больше не придется напрягаться, пытаясь вспомнить точные цитаты из Евангелия, когда он раздает духовные наставления единственному члену своей паствы. Думаю, Энт вообще вряд ли увидит мою мать снова. Если только на пару секунд, перед тем как подвергнуться яростной атаке, ведь миссис Бикерстафф скорее всего купит собаку, только бы держать Энта подальше.
— Я заказал для тебя яйца, ветчину, блинчики, хашбраун, все полито огромным количеством кленового сиропа. Не знаю, поможет ли еда, но, во всяком случае, не навредит, — сказал Энт, садясь за наш столик у окна. Мы сидели в забегаловке напротив «Семинарии».
— Ситуация становится все хуже и хуже, Энт, — захныкала я, — меньше чем через три часа мне придется сесть в самолет и столкнуться лицом к лицу с настоящим… кошмаром.
— Да, нелегко, Эми, но я знаю, ты справишься. — Он взял меня за руку. — Ты расскажешь ей… Даже из тех соображений, что через какое-то время ты исчерпаешь остальные шокирующие новости и у тебя останется лишь секрет Шоко Лад. А когда правда наконец выплывет наружу и миссис Бикерстафф узнает о книге, остальное станет не важно. Маленький поганец ничем уже не сможет тебя шантажировать, а в «Мейл» пусть пишут все, что им вздумается…
— Энт, ну не в силах я ей рассказать. Ты слышал, как я разговаривала по телефону. Когда дело доходит до этого камня преткновения, у меня никак не получается довести все до конца.
— Позволь поделиться с тобой кое-чем. Наверное, мои слова тебя немного расстроят, но, возможно, как это ни забавно, наоборот, разрешат ситуацию. Я не должен был рассказывать… Ну, ты понимаешь, дал клятву и все в этом духе…
Мамино признание! Как же я могла о нем забыть?!
— Твоя мама завела интрижку. Я чуть не упала со скамейки. Это просто невероятно. Даже еще менее реально, чем роман отца, — это уже само по себе абсурдно. Мама так твердо обличает секс вне брака, что серьезно подумывала о переходе в республиканскую партию, когда леди Ди проговорилась о Чарльзе и Камилле. Я как сейчас помню эту сцену. Мама твердила: «Изменник не может сидеть на троне Великобритании» (почему-то она напрочь забыла, что уже несколько поколений изменников благополучно так поступали), — и одновременно запаковывала всю свою обширную коллекцию королевских реликвий. Она заставила отца сложить в самый дальний угол чердака три коробки из вишневого дерева, наполненные памятными тарелками, кружками и держателями для туалетной бумаги. Комод со стеклянными дверцами стоял в гостиной пустой более трех лет, что показалось мне вполне символичным. Своеобразный укор позорному нарушению моральных принципов в самых влиятельных кругах общества.
— Не может быть, — сказала я, снова обретя способность дышать.
Такого действительно не могло быть. Я вспомнила, как она чуть не отправила в отставку своего любимого члена партии консерваторов, когда газеты выставили напоказ интрижку Джона Мейджора…
